Повесть про мальчика прочел сразу.
Понравилась ли она мне? Не совсем. Кое-что понравилось. А кое-что нет. Неточности я обнаружил, разные накладки. Из этого я понял, что писатель с мальчиком не встречался и с Громовым, возможно, тоже. Он, видно, собирал материал у одноклассников, учителей, их знакомых или у совсем посторонних людей, но сующих нос в чужие дела, вроде Девяткина и Десяткина. Поэтому он и написал, что Громовы уехали в Новосибирск, в академгородок. Не было этого. Громовского отца не выбрали в члены-корреспонденты, потому что он затянул с докторской. А почему произошла затяжка? Вам известно. Нужно было выяснить, кто мальчик — копия или настоящий?
Встретились мне и другие неточности, но они не существенные, и я о них говорить не буду. О главной неточности я уже сказал. Ведь мальчик, кажется, настоящий. Витька Коровин очень не любит это слово «кажется». Но подскажите, чем его заменить! Ведь не могу я обойтись без этого слова, пока отец Громова точно не выяснит и не подтвердит это предположение.
Одно только меня беспокоило: а что, если эта повесть попадет мальчику и он прочтет, обнаружит неточности и обидится за то, что его назвали копией? Но потом я немножко успокоился и подумал, что Громов не покажет ему этот сборник.
Совсем успокоиться я не мог. Такая у меня натура. Стал опять думать. А вдруг мальчик все-таки познакомится с этой повестью? Он такой осведомленный, догадливый и почему-то все знает. Догадался же он сразу, что я думаю о костюме, который мать отдала в химчистку. И тут тоже догадается, прочтет громовские мысли. Громова нужно предупредить. Я это завтра же сделаю. А как сделаю, так смогу спокойно поставить точку, закончить и без того затянувшийся рассказ.
Я так и сделал. Послал Громову заказное письмо и не по домашнему адресу, а на школу. Я уже собирался поставить точку и закончить рассказ, вдруг опять Витька пришел, и не один, а с красивым, стройным симпатичным интеллигентом.
Интеллигент грустно и трогательно улыбался, а Витька хмурился, как в прошлый раз.
Я поторопился сказать:
— Нет, у нас, к сожалению, все уже застраховано. Я у матери узнавал.
— Опять кажется? — спросил Витька.
— Теперь не кажется, а точно!
— Мы не за этим пришли. А по более срочному делу.
— По какому делу?
Витька редко смущался, но сейчас он выглядел немножко растерянным.
— Он… — Он показал на своего спутника. — Он автографы собирает. У него даже от самого Писемского автограф есть.
— Писемский, кажется, жил в прошлом веко, как он мог дать ему свой автограф?
— Да не ему дал, а своему знакомому современнику. А правнуки сохранили и продали. Понял?
— Понял. Но я ведь не писатель и не знаменитость. Зачем ему мой автограф?
— Обыватель! Да не твой! Он от мальчика хочет получить автограф. От того, что прилетел к нам в юрский период.
— Не в юрский, а в меловой.
— Ладно. Пусть в меловой. А ты не мог бы попросить его сделать надпись на книге?
— На какой?
— Да вот на этой, где напечатана про него фантастическая повесть.
Я испугался, рассердился и сказал:
— Уходите. Сейчас должен санврач приехать. У нас карантин. Двоюродный брат Володя заболел скарлатиной.
И они ушли, так быстро ушли, что даже забыли проститься.
Карантина, конечно, у нас не было. Санврача не ждали. Я соврал. А как я мог еще поступить? Не мог же я лезть к мальчику с этой книгой.
