открыл окно и посмотрел в пульсирующую красную мглу. Какое-то смутное воспоминание беспокоило его, но не сильно. Оно было частью того состояния, которое взяло над ним верх и с которым ему предстояло бороться. На это была причина. Должна была быть. Если пройти психиатрическую экспертизу… Нет. Это неправильно. Зрительные, слуховые и тактильные галлюцинации…
Смутное воспоминание вернулось. Оно не вписывалось в события прошедшего дня, унылого, ничем не примечательного. Кэмерон весь день не покидал кабинета, ответил на несколько звонков, но это воспоминание, как и дверная ручка и улыбающийся циферблат, настойчиво кралось в разум.
Человек, парящий в воздухе.
Галлюцинация.
Глава 4
– Шеф ушел домой, – сообщил Дюбро.
– Ну и хорошо. – Пелл разложил на столе бумаги.
– Может, кому-то из нас…
Помощник резко посмотрел на Дюбро.
– Бен, расслабься, – спокойно сказал он, – а то давление повысится. Шеф не станет отвечать на звонки. Все перенаправит ко мне. Гм… – Пелл задумался. – Вот, возьми эти карточки и расположи по алфавиту, пока мы разговариваем. Или «Дрему» глянь.
Дюбро взял карточки и принялся машинально раскладывать.
– Извини. Слишком близко к сердцу всю эту историю принимаю.
Седые волосы Пелла блеснули, когда он склонился над диаграммами.
– Почему?
– Не знаю. Сочувствие?..
– Чепуха. Если бы хотел, я бы дергался, как и ты. Но я изучал историю, литературу, архитектуру и еще кучу всего, чтобы не одной психиатрией заниматься. Дорическая колонна совершеннее тебя.
– Ага. Но я могу построить дорическую колонну.
– А можешь построить сортир за домом. В этом и проблема. Ты с равной долей вероятности можешь построить и то и другое. – Пелл усмехнулся. – «Любить людей себе дороже… у них у всех тупые рожи».
– Кто это сказал?
– Один парень по фамилии Нэш [82]. Ты о нем и не слышал. Бен, штука в том, что я немного человеконенавистник. Если кто-то хочет мне понравиться, пускай сначала докажет, что заслуживает моей симпатии. Это мало кому удавалось.
– Опять философия, – проворчал Дюбро и выронил карту. – Что это? «Деформация нёба в двадцатилетнем возрасте…»
– Случаи, которые я сейчас исследую, – ответил Пелл. – Ценность, правда, чисто академическая. Нет, никакой философии, просто меня не увлекает ничто из того, что угрожает человечеству в целом. Люди не избирательны. Избирательность они утратили, когда променяли инстинкты на интеллект. Поэтому им никак не удается приструнить свои творческие позывы. Даже птичье гнездо можно назвать гениальным образцом архитектуры.
– Это тупи́к.
– Да, птиц я тоже не слишком люблю, – заметил Пелл. – Они недалеко ушли от рептилий. Но люди… Через пятьдесят или сто пятьдесят тысяч лет они, может, и научатся избирательности. И тогда с ними будет интересно общаться. Пока же род людской барахтается в болоте, а я слишком привередлив.
– И что это доказывает? – раздраженно спросил Дюбро.
– Мой эготизм. – Пелл рассмеялся. – А также объясняет, почему эта угроза меня вовсе не беспокоит.
Дюбро подумал, что это вовсе не объясняет, почему Пелл так пренебрежительно отнесся к опасности, угрожающей директору. Кэмерон – ближайший друг Пелла. Нет, сохранять спокойствие ассистенту позволяют иные свойства его разума: внутренняя сила и железная дисциплина.
Дюбро не слишком хорошо знал Пелла. Восхищался им и доверял ему, но даже не пытался докопаться до причин сдержанности, которую Пелл прятал за внешней бесцеремонностью. Дюбро нередко об этом задумывался. Даже в нынешние аморальные времена о личной жизни Сета Пелла ходили весьма скандальные слухи…
– Ага, – произнес Пелл. – Задачка действительно не из простых. Все, кто пытался решить уравнение, либо перенесли сильнейший стресс, либо совсем свихнулись. За исключением тех, кто смог переложить ответственность на других. Враг сбрасывает бомбы, которые преодолевают силовые барьеры. Несколько бомб взорвалось, большинство – нет. Похоже, прямую связь здесь не установить. Одно устройство не может работать в одной системе с другим. Уже двенадцать специалистов из разных областей сошли с ума. Двое с суицидальными наклонностями покончили с собой. Некий Пастор – физик – утверждает, что решит уравнение за несколько дней. Проверить пока невозможно. И так далее и так далее. Надо лично опросить каждого. Наша задача – собрать данные и сопоставить их. Включая информацию о том, что часть уравнения позволяет нейтрализовать силу тяжести.
Дюбро закончил раскладывать карточки по алфавиту и перевернул их.
– Как мы представим проблему шефу?
– Ну… главное, чтобы он не понял, насколько это важно. Думаю, лучше всего замести ее под ковер. Надо вести себя как ни в чем не бывало и ни в коем случае не показывать ему уравнение. Он слишком хороший ученый. Если попробует сам решить, его затянет. Нет, сначала нужно собрать всю актуальную информацию, убедиться, что она безопасна, и уже тогда идти к шефу. Придется побегать.
– А справимся? Нет ли риска настолько преуменьшить значимость ключевых факторов, что…
– Нам надо с точностью определить, почему техники сходят с ума в процессе решения уравнения. А для шефа нужно найти кого-то, кто сможет решить. – Пелл поднялся. – На сегодня достаточно, пора и отдохнуть.
Он сунул бумаги в ящик и что-то подкрутил. Над столом раскинулся купол ледяного белого света.
– Надежность силовых барьеров вызывает сомнения, раз враг теперь пробивает их бомбами, – заметил Дюбро.
– Я еще сжигатель включил, – ответил Пелл. – Но кому взбредет в голову красть уравнение? У врага оно и так есть.
Он вышел в смотровую, Дюбро за ним. Парень по-прежнему спал на мягком столе. Глаза были закрыты, дыхание выровнялось.
– Кто это? – спросил Дюбро.
– Билли ван Несс. Банальная история. Он из той группы, чьи карточки ты сортировал. Замедленное созревание; теперь ему двадцать два, а физические и эмоциональные изменения начались только два месяца назад. У пациентов есть кое-что общее: все они родились в радиусе двух миль от Пустышек.
– Родители подверглись излучению, которое повлияло на гены? – Дюбро мысленно представил серебристый полуразрушенный купол на сухом холме.
– Может быть.
– Враг?
– Если враг, то его оружие не сработало. Таких случаев меньше сорока. Странно, конечно: еще два месяца назад все эти люди были абсолютно нормальными, если не считать задержки в созревании. Тут они резко повзрослели, и обнаружились непонятные психологические изменения. Ну и деформация нёба… Хотя эмоциональные нарушения, конечно, интереснее. Они вообще не открывают глаза. Знакомый симптом?
– Еще бы!
– Но…
– Подожди-ка, – перебил Дюбро. – Этот парень прекрасно видит. Он легко обошел подвернувшийся на пути стул.
– Да, это они все умеют, – улыбнулся Пелл. – Как экстрасенсы. Когда ходят – это, впрочем, бывает редко, – ни на что не натыкаются. Но при этом они не ходят по прямой. Всегда передвигаются хаотично, зигзагами, как будто огибают не только реально существующие предметы, но и еще что-то.
– Нарушение баланса?
– Нет, равновесие они держат отлично.
