— Ну, извини, — Джао пожал плечами. — Я до самого последнего момента колебался, стоит ли тебя пробуждать. Но когда я понял, что обычного человека на роль координатора по Сураграшу поставить не смогу, выхода у меня не осталось. Но ты ведь и сам теперь понимаешь, что твое тогдашнее стремление к смерти — всего лишь следствие накопившейся усталости? Отоспался как следует, и ладно. Вечер — паникер, а утро, как известно, утешитель.
— В мое время такую пословицу еще не придумали, — хмыкнул Семен. — В общем, Кара, наш старый закулисный кукловод меня разбудил, сделал Демиургом, как и тебя, и засунул в Сураграш, заявив, что если не я, то вообще некому. И что мне оставалось делать?
— Да уж, — вздохнула Карина. — Рис… Семен… Тилос… Ой, я окончательно запуталась. Как тебя называть?
— «Рис» и «Панариши», наверное, пока адекватнее, — лже-шаман потер бровь. — Мне в Сураграше еще работать и работать, и менять там имя пока не стоит, слишком много контактов на него завязано. Чтобы не оговариваться случайно на людях, используй его. Семен — мое самое первое имя, и я решил, что оно останется и основным, для внутреннего круга. А Тилос… Серый Князь умер больше двух веков назад, и я не вижу смысла его возрождать. Но теперь речь о тебе.
— Обо мне?
— Ну да. Тебя период как умыкнули из Крестоцина. Тебе пора решить, что делать дальше. Для целей восстания и формирования нового государства ты мне, в общем-то, больше не критична, свою роль ты отыграла, но твое присутствие может существенно помочь. Тебе следует в ближайшее время определиться, хочешь ли ты участвовать в истории с восстанием и дальше. У тебя три варианта.
Он показал указательный палец.
— Первый — мы имитируем твое спасение, и ты возвращаешься домой, к прежней жизни, вместе с друзьями и родственниками. Что ты публично умерла, ничего не значит — своим объяснишь, а остальные поверят в любую сказку. Второй вариант, — он распрямил большой палец пистолетиком, — ты остаешься в Сураграше и помогаешь мне строить новое государство в качестве президента, королевы, богини, талисмана или кого еще пожелаешь, а по ходу дела на практике обучаешься прикладной социопсихологии. Заодно своих друзей и родственников привлечь к делу поможешь, ваша компания мне бы очень пригодилась. Третий, — он распрямил безымянный палец, — ты остаешься официально мертвой и переходишь на неформальное положение. В любом случае тебе — и всей вашей компании — предстоит многому учиться, так что заранее просчитай свои возможности. Официально умирать я бы тебе пока не порекомендовал — хорошую и достоверную легенду жизни сформировать не так-то просто. В остальном у тебя есть несколько дней, чтобы посоветоваться с Джао и родственниками и принять решение.
— А я знаю, что она выберет, — сообщил Джао со своего дерева. — Хочешь, поспорим?
— С таким шулером, как ты? — Семен пожал плечами. — Я что, сумасшедший? Кара, оставить тебя ненадолго, чтобы от первого шока отошла?
— Папа! — вскинулась Карина. — Но скажи…
— Не «папа», — мягко перебил ее Дзинтон. — Джао. Или Дзинтон, если тебе так привычнее. Я еще долго останусь твоим учителем и наставником, никуда ты от меня не денешься, но теперь мы на равных. Так что ты хотела спросить?
— Дзи, — Карина вскинула на него умоляющий взгляд. — Но почему именно я? Почему мы?
— Потому что давно назрело, Кара, — лицо Джао сделалось серьезным. Он спрыгнул с дерева, подошел к ней и сел рядом с Семеном на траву. — Я рассказывал вам, сколько нас осталось — чуть больше восьми сотен. Восемь сотен личностей на всю нашу Вселенную и еще немереное количество соседних пузырей. Мы — меньше, чем кристаллик соли в необъятном океане, и мы давно выродились, утратив цель в жизни. Большинство, увлеченное Игрой, проблему не понимает, но если попытаться абстрагироваться и посмотреть на картинку со стороны, все очень печально. Мы превратились в субстрат, которому уже не суждено рождать новых мыслителей. Мы творим миры, что-то изучаем, копошимся в своих мелких делишках, но цель в жизни мы утратили полностью — и не способны найти ее самостоятельно, как бы ни искали. Нам нужна новая, молодая поросль.
Он печально усмехнулся.
— Я продумывал планы вливания в наши жилы молодой крови задолго до того, как освободил эффектор Майи. Я хитрил, интриговал, запутывал следы, боясь, что кто-нибудь, догадавшись, решительно выступит против и заставит меня отказаться от планов. Я отчаянно маскировал большую коррекцию нашего маленького закосневшего социума обычной игровой коррекцией на вашей планете. Но я, кажется, сам себя перехитрил. Когда я три планетарных дня назад публично объявил о своих планах, из двадцати восьми Демиургов, присутствующих сейчас в базовом пространстве, я получил ровно девять откликов. Остальные не отреагировали и, боюсь, не отреагируют — им просто все равно. Возможно, откликнется кто-то из тех, кто сейчас в Игровых мирах, но маловероятно. Когда придумали Игру, подавляющее большинство высказалось за сброс игровых миров в окружающую пену после завершения партии. Тогда мы боялись, что наши создания, оставшись в нашем мире, в один прекрасный день превзойдут нас по знаниям, уму и могуществу и уничтожат нас. Чушь полная, конечно, но в целях общественного спокойствия пришлось согласиться. А теперь — теперь всем безразлично.
Он откинулся назад, вытянулся на траве и заложил руки за голову, неподвижно уставившись в небо, прямо на сияющее солнце.
— Я долго думал, почему мы теряем интерес к жизни — и не пришел ни к какому определенном выводу. Но, возможно, в свое время мы допустили серьезную ошибку, слив воедино искинов и человеческий разум. Мы обрели творческую фантазию человека, помноженную на холодный рационализм компьютеров, и это вывело нас к звездам. Но оно же навсегда уничтожило в нашей жизни случайность. Искины, что естественно, никогда не допускали того, что считали бессмысленной глупостью. Но далеко не всегда с помощью логики можно просчитать все без исключения последствия. Вариантов просто слишком много, чтобы просчитать все, а эвристические функции дают гарантированный результат только на уже известных наборах данных. А глупость, нерациональность, случайность тоже могут привести к успеху. Да, к случайному, не чаще раза на миллиард или триллион. Но именно такой единственный шанс двигал вперед биологическую эволюцию на Земле. И зачастую именно он двигал технологический и моральный прогресс на Земле. Уничтожив его, мы застыли в закосневшей безукоризненности, ставшей для нас фатальной. Планомерный количественный прогресс в сфере необъятного знания не имеет никаких шансов на качественный прорыв.
