— Жизнь была хороша, — прошептал он, — и ты была в ней самым хорошим.
— Что вы сказали, милорд?
— Это сказало будущее.
Аморфная Вселенная претерпевала изменения, танцуя в одном ритме с его видением.
— Я не понимаю, милорд.
— Свободный умирает, если он надолго оторван от пустыни, — сказал Пол. — Это называется «водяной болезнью». Разве это не странно?
— Очень странно.
Пол напряг память, пытаясь вспомнить ночь и Чани рядом с собой. Но это не получилось. Он смог только вспомнить Чани за завтраком — в то утро, когда они улетали в пустыню. Она была беспокойна и раздражена.
— Почему на тебе старая куртка? — спросила она, оглядывая его черный костюм с красным ястребом, вышитым на груди. — Ты — император!
— Даже у императора может быть любимая одежда, — ответил он. Он не мог объяснить, почему его ответ вызвал у Чани слезы — второй раз в жизни она нарушила запрет Свободных.
Теперь, во тьме, коснувшись своих щек, Пол почувствовал, что они у него мокрые. «Кто дает мертвым воду?» — подумал он. Это его собственное лицо и в то же время не его. Ветер холодил влажную кожу. Что разбухает в его груди? Наверное, он что-нибудь съел. Как горько отдавать воду мертвым! Ветер шелестел песком. Кожа, теперь сухая, была его собственная. Но что же тогда дрожит?
Они услышали воющий крик далеко, в глубинах сьетча. Он становился громче, громче…
Гхола повернулся, когда кто-то зажег свет у входа в сьетч. В этом свете он увидел человека с лицом, искаженным гримасой горя. Это был лейтенант федайкинов, по имени Тандис, за ним — много людей. Все они смолкли при виде Муаддиба.
— Чани… — начал Тандис.
— Умерла, — прошептал Пол. — Я слышал ее зов.
Он повернулся к сьетчу. Он знал это место. Здесь ему не спрятаться. Обрушившееся на него видение показало толпу Свободных. Он видел Тандиса, его страх и гнев.
— Она умерла, — сказал Пол.
Гхола слышал эти слова. Они жгли ему грудь, позвоночник, глазницы его металлических глаз. Он чувствовал, как его правая рука двинулась к рукоятке ножа. Собственное его мышление стало странным, разъединенным. Он был марионеткой, которую дергали за нити. Он двигался по чужой команде, по чужому желанию. Нити дергали его руки, ноги, челюсти. Ужасный скрежещущий звук вырвался из его горла.
Нож поднялся для удара. И в этот момент он обрел собственный голос и закричал:
— Беги! Молодой хозяин, беги!
— Мы не побежим, — ответил Пол. — Мы двинемся с достоинством. И сделаем то, что должно сделать.
Мышцы гхолы напряглись. Он весь задрожал, раскачиваясь из стороны в сторону. «… Что должно сделать!» Слова перекатывались в его сознании, точно жернова. «… Что должно сделать!» Так сказал бы старый герцог, дед Пола. В молодом хозяине есть что-то от старика. «… Что должно сделать!»
Слова в сознании гхолы начали выстраиваться в определенном порядке. Ощущение двух жизней одновременно прошло через него: Хейт — Айдахо, Хейт-Айдахо… Старые воспоминания наполнили мозг. Он отмечал их и приспосабливал к новому пониманию, создавая новое сознание. Молодой хозяин нуждался в нем…
Свершилось! Он осознал себя Дунканом Айдахо, который всегда скрывался в Хейте и неожиданно вышел наружу под действием какого-то огненного катализатора. Он отбросил принуждение тлелаксу.
— Держись ближе ко мне, Дункан, — сказал Пол. — Ты мне понадобишься.
И так как Айдахо стоял, не двигаясь, Пол позвал:
— Дункан!
— Да, я Дункан!
— Конечно! Это момент твоего возвращения. Сейчас мы пойдем внутрь. Айдахо пошел за Полом. Как в старые времена, и все же не совсем так. Теперь, освободившись от тлелаксу, он мог оценить, что ему дали. Навыки цензунни помогли ему преодолеть шок от событий, а сознание ментата составило противовес эмоциям. Все его существо изумленно повторяло: я был мертв, а теперь я жив.
— Сир, — сказал федайкин Тандис, когда они подошли к нему, — женщина по имени Лачма говорит, что должна увидеться с вами. Я велел ей ждать.
— Спасибо, — ответил Пол. — Что роды?..
— Я разговаривал с врачом, — сказал Тандис, идя в ногу с Полом. — Они сказали, что у вас двойня, оба ребенка живые и здоровые.
— Как? — Пол споткнулся, схватившись за рукав Айдахо.
— Девочка и мальчик. Я их видел — нормальные дети Свободных.
— Как… как она умерла? — еле слышно прошептал Пол.
— Милорд? — Тандис наклонился ближе.
— Чани…
— Роды, милорд. Говорят, ее силы были истощены из-за быстроты их роста. Я в этом не понимаю, но так сказали врачи.
— Отведите меня к ней, — прошептал Пол.
— Мы туда и идем, милорд. — Тандис снова склонился к Полу. — Почему ваш гхола держит обнаженным нож?
— Дункан, убери нож! — приказал Пол. — Время насилия миновало. Два ребенка! Видение показывало лишь одного. Однако же все идет как в видении… Кто-то рядом с ним испытывает гнев и горе. Два ребенка!
Он опять споткнулся. «Чани, Чани… — думал он. — Другого пути не было. Чани, любимая, поверь, что эта смерть быстрее и легче. Твоих детей взяли бы заложниками, а тебя бросили бы в клетку, в подземелье рабов, возложили бы на тебя мою смерть. А так… так мы уничтожим их и спасем своих детей».
Детей?
Он снова споткнулся.
«Я допустил это, — думал он. — Я должен чувствовать вину».
Звуки смятения заполнили пещеру перед ним. Они становились громче. Он помнил, как они становятся громче. Да, таков рисунок, неизменный рисунок, хотя детей двое.
«Чани мертва», — сказал он себе.
В какое-то мгновение прошлого, которое он отделял от остальных, на него обрушилось будущее. Оно гналось за ним, толкало его в пропасть, стены которой сдвигались все теснее и теснее. Он чувствовал, как они смыкаются вокруг него. Точно так, как было в видении.
«Чани мертва. Я должен предаваться горю».
Но в видении было не так.
— Вызвали ли Алию? — спросил он.
— Она с друзьями Чани, — ответил Тандис.
Пол чувствовал, как расступается толпа, давая ему дорогу. Молчание двигалось перед ним, как волна. Шумное смятение начало стихать, но эмоции захлестывали сьетч. Он хотел убрать этих людей из своего видения и обнаружил, что это невозможно. Каждое лицо, оборачивающееся ему вслед, несло на себе особый отпечаток. Они были безжалостны в своем любопытстве, эти люди. Они испытывали горе, да, но он понимал их грубость. Они следили, как говорящий становится немым, как мудрец превращается в глупца. Разве клоун не апеллирует к жестокости людей?
Это больше, чем люди при умирающей, и меньше, чем на поминках.
Пол чувствовал, как его душа молит о передышке, но видение по-прежнему руководило им. «Еще немного…» — сказал он себе. Черный мрак без видений ждет его впереди. Там, впереди, место, лишенное видений, место горя и вины, место, где упадет луна.
