— Все не сходится. Вот смотри, что мы имеем? Ты — обычный молодой московский парень. Занимаешься какой-то ерундой, живешь в квартире, подаренной родителями, не женат, детей нет. Уникальными талантами не отмечен. Верно?
— Верно, — признал я.
— В твоей квартире поселилась чужая баба, у тебя исчезли все документы, тебя забыли друзья и родные. Ты подозреваешь во всем этом чью-то злую волю — и пытаешься допросить злодейку, отнявшую твою квартиру. Она внезапно кончает с собой. Тебя арестовывают, но забывчивость ментов прогрессирует, и тебя отпускают.
— И впрямь ерунда, — признался я.
— Нет! — Котя вскинул руку. — Ты не прав! Вот как раз все это укладывается в один логически верный ряд! Некая сила стирает тебя из нашей реальности. Что это за сила — инопланетяне, масоны или господь Бог, — пока не важно. Но смотри, что происходит дальше. Тебе звонят и приводят в заброшенную водонапорную башню. Внутри башни оборудовано жилье, причем за ночь обстановка меняется к лучшему. А еще в башне пять дверей. и одна из них — пока только одна — ведет в чужой мир! К тому же тебе недвусмысленно намекают, что ты станешь выполнять функции таможенника. Понимаешь, что не сходится?
— Нет, не понимаю! Все та же самая «некая сила» орудует.
Котя вздохнул. Налил еще по рюмке.
— Дубина. Ты возьми любого… ну ладно, у семейных свои причуды… возьми любого холостого молодого человека. Будь он дворник, студент или преуспевающий работник крупной фирмы. Возьми и предложи новую работу: таможенник миров двух между!
— Интересно, — признался я.
— Я бы согласился! — Очки Коти азартно сверкнули. Конечно же, от резкого поворота головы, но выглядело это так, будто глаза засветились от азарта. — Любой бы согласился! И ты — тоже!
— Ну знаешь… — Я посмотрел в окно. Над неведомым городом Кимгимом шел снег. Там уже стемнело. Там было тихо, таинственно и чисто. А в другом окне моросил дождь, и земля растеклась в слякотную кашу. Фыркая черным дымком, проехал по дороге тяжелый грузовик. Неожиданно для себя я признался: — Да, согласился бы.
— Ну вот, — кивнул Котя. — Теперь подумай — зачем все эти сложности? Квартира, документы, склероз у друзей, безумная баба-самоубийца? Пришли бы и предложили работу — все дела… Вот это меня и смущает, Кирилл.
— Ты пытаешься понять логику… — Я подавился словом «инопланетян» и закончил: — Невесть кого. Может у них вообще логики нет.
— Логика есть всегда! — строго ответил Котя. — Если ее нет, то, значит, мы не понимаем происходящего. И это меня тревожит… А еще…
Он взял одну из книжек, открыл в начале, провел пальцем по странице. Спросил:
— Что такое асфетида?
— Пряность восточная, — не подозревая подвоха, ответил я. — Входит в состав карри. Еще ее называют хинг или асмаргок.
— Верю, — согласился Котя. Раскрыл книгу чуть подальше. — А что такое… э… жуи?
— Ткань. Хлопковая.
— А чем она от обычной ткани отличается?
— Ну… она такая… белая или бежевая, и на ней рисунок одним цветом. Всякие пастушки, барашки, деревца…
Я замолчал.
— Дошло? — спросил Котя. — Ты когда про тильбюри сказал, я сразу неладное заподозрил… Или ты работал поваром на ткацком комбинате?
Я помотал головой.
Самое обидное, что я никаких новых знаний в себе не чувствовал. Какие пряности? Я их знаю две: соль и перец! Какие еще ткани? Бывают натуральные, а бывает синтетика. Синтетику лучше не носить. Особенно в виде носков.
Но когда Котя задал вопрос, ответ выскочил сам собой. Я представил асфетиду (даже резкий чесночный запах припомнился) и большой рулон жуи с пасторальными сценками.
— Это, видимо, тебе прилагается вместе с должностью, — рассуждал вслух Котя. — А иначе как будешь работать… ой!
Нервы были на взводе, но вот раздавшийся стук меня ничуть не напугал — в отличие от Коти. Я встал и отправился вниз.
— Подожди! В глазок хоть посмотри! — выпалил Котя, вскакивая.
— Какой глазок? — отмахнулся я.
— Недосмотр, что глазка нет! — Котя уже явно паниковал. — В какую дверь стучат? В какую дверь?
— В нашу! Московскую!
— Спроси кто!
Но я спрашивать не стал. Просто открыл.
Чуть в стороне, съехав с дороги на раскисшую обочину, стояла большая темно-синяя «Audi Allroad». А прямо у дверей — три человека. Мужчина лет пятидесяти, в дорогом, чуть старомодном пальто из кашемира и с такими начищенными туфлями, будто до дверей его донесли. Сразу было видно человека «с положением». За ним — девушка лет двадцати, в шубке из щипаной норки, стильно одетая, хорошенькая, но с таким брезгливым выражением лица, будто ее заставили рыться в помойке. За ними — здоровенный мужик с мрачным лицом, которому не хватало только плаката на груди: «Я — очень крутой телохранитель». Но при этом телохранитель смотрел на меня не с обычным профессиональным подозрением, а с каким-то испуганным вызовом. Будто я недавно безнаказанно отвесил ему пару затрещин, а потом похлопал по плечу и одобрительно сказал: «Хороший мальчик».
Удивительное это чувство, когда понимаешь — тебя опасаются…
— Добрый вечер, — сказал мужчина с хозяйскими повадками. Я насторожился, вспоминая голос в телефонной трубке. Нет, кажется, не он. Похож только общей уверенностью. — Мы войдем.
— Пожалуйста. — Я посторонился.
Мужчина и девушка вошли. Телохранитель остался снаружи.
— Как договаривались, Витя, — бросил ему мужчина и закрыл дверь.
Наступила неловкая пауза. Девушка стряхивала с шубки капли воды. К высоким каблучкам сапожек она, похоже, не привыкла и стояла как-то неустойчиво. Мужчина осмотрелся. Улыбнулся мне, кивнул замершему на лестнице Коте. Котя зачем-то быстро снял и сжал в руке очки.
— Вы ко мне? — спросил я.
Брови у мужчины поползли вверх.
— Нет. Мы бы хотели пройти.
— В Кимгим? — хриплым от волнения голосом спросил с лестницы Котя.
— А уже есть варианты? — заинтересовался мужчина.
— Нет, — ответил я.
— Тогда в Кимгим.
— Надо было ехать на «Семеновскую»… — негромко сказала девушка.
— И провести час в пробках? Так быстрее, — отрезал мужчина. — Мы пройдем? Товаров у нас с собой нет.
Надо было попросить у них объяснений. Нет, не попросить, а потребовать. Но что-то меня удержало. Может быть ощущение, будто требовать от этого лоснящегося господина объяснений — все равно что спрашивать, сколько цилиндров в моторе его машины. Он не знает, он пользуется.
А может быть, меня остановил взгляд девушки? Одновременно раздраженный… и просящий. Будто она смертельно боялась заминки — и оттого злилась. И на меня, и на мужчину.