Но ведь Советский Союз сам был более десяти тысяч с запада на восток и четырех с севера на юг!
Спокойно, товарищ полковник, приказал сам себе Лисицын. Предположим, аэродром возле Владивостока. Цель – Сидней, Австралия.
Полковник взял с полки атлас мира, открыл его и понял, что пример неудачный. Города лежат практически на одном меридиане, по широте между ними около 80 градусов – 9000 километров плюс-минус сколько-то. Не нужно даже запускать крылатую ракету, можно просто лететь прямо туда и спокойно, прицельно бомбить.
Хорошо, пусть будет Лос-Анджелес.
Полковник запустил программу, подаренную ему одним приятелем, бывшим разведчиком. Программа рассчитывала расстояние между двумя пунктами по их географическим координатам. Таблицы с координатами городов у Лисицына не было, и он воспользовался атласом – паршивым изданием 1988 года, в подготовке которого участвовал сам. В атлас намеренно вносились искажения, и ошибки в определении расстояний (Лисицын это знал) доходили до шестисот километров; но сейчас это не имело значения.
За окном все темнело, на юго-западе уже сверкало, только очень далеко, и грома еще не было слышно. Полковник сидел за компьютером и увлеченно комбинировал: точки вылета – Петропавловск-Камчатский, Хабаровск, Иркутск, Фрунзе, Одесса; цели – Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Кейптаун, Буэнос-Айрес, остров Пасхи, наконец. Он понимал, что на острове Пасхи бомбить нечего, но специально брал цель подальше.
Получалось, что, имея этот самолет и авиабазы в разных точках СССР, можно держать под прицелом весь мир. И даже сейчас, когда от бывшего Союза отпала четверть территории…
А кому он нужен сейчас, подумал полковник, когда межконтинентальные ракеты достигают любой точки Земли, а бомбардировщики заправляются горючим в полете? С его-то максимальной скоростью (он глянул еще раз в ТТХ) 670 километров в час…
Сейчас – никому. А тогда, в пятидесятом?
В январе 1950 года Женя Лисицын учился в первом классе. А через два года с небольшим, в мае 1952-го, когда он заканчивал третий, как-то днем отец со старшим братом (еще и сосед помог) втащили в дом огромную картонную коробку. В коробке оказался телевизор, тоже огромный, но с очень маленьким экраном. Чтобы что-то на нем разглядеть, к телевизору прилагалась линза с круглой пластмассовой подставкой, которую (линзу, а не подставку) надо было наполнить водой и поставить перед аппаратом.
Пока Женя наливал воду, а брат искал, где бы пристроить антенну, отец с соседом взгромоздили телевизор на комод. Отец несколько минут крутил ручки, настраивая аппарат, и пошла передача. Благодаря близости телецентра звук был громкий и разборчивый, и изображение тоже ясное и резкое, хотя и маленькое.
Показывали учебный фильм по гражданской обороне. В нем рассказывалось сначала о том, какие плохие люди империалисты, создавшие страшное оружие – атомную бомбу, – а затем о том, что не такая уж она и страшная, эта бомба, надо только уметь правильно от нее защищаться.
Вспышка, которая, как утверждал диктор, ярче солнца, на маленьком экране выглядела неубедительно, зато темно-серое грибовидное облако, поднимающееся над степью, – очень эффектно. Потом шли кадры, показывающие разрушенные городские дома, – очевидно, сняли наши операторы в японских городах, когда недели через три после взрывов американцы пустили туда корреспондентов и военных специалистов из союзных стран. Потом – собственно учебный материал: сирена; семья собирает документы, запас продуктов и противогазы; народ спускается в убежище, потом сидит в нем, а наверху – снова гриб; и еще раз в самом конце фильма.
Этот темно-серый гриб потом снился Жене Лисицыну много раз. В его снах он поднимался из-за соседского забора, из-за недалекого леса, из-за цехов металлургического завода. Женя знал, что сейчас его настигнет ударная волна, и надо убежать в убежище, но ему не успеть. Он просыпался, в темноте тикали ходики, где-то гудел самолет, и Жене казалось, что это американский бомбардировщик, и он боялся заснуть.
Такие сны преследовали Женю даже в старших классах, хотя все реже и реже. Потом прекратились совсем: видимо, Женя перестал бояться. Или свыкся со страхом. Еще через несколько лет, когда в мире наступило относительное равновесие, основанное на страхе, Женя (Евгений Петрович) Лисицын уже служил в Конторе. Теперь он принадлежал не к тем, кто боится сам, а к тем, кого боятся другие. А потом эти другие перестали бояться Конторы, и все кончилось очень плохо, так, как планировали плохие люди империалисты. Им даже не понадобилось для этого взрывать атомные бомбы.
И вот сейчас на аэродроме в Новокаменске стоял самолет, который мог бы тогда, в пятидесятом или пятьдесят втором, изменить историю мира. Будь у Советского Союза хотя бы два полка таких ракетоносцев…
А почему только два полка? Почему не армада в семь-восемь сотен?
А почему не в тысячу?!
Серые тучи затянули больше половины неба, на юго-западе они были уже почти черными. На их фоне зигзагом вспыхивали молнии, через пятнадцать-двадцать секунд доносились пока еще ослабленные расстоянием раскаты грома. Перед компьютером сидел полковник Лисицын и представлял себя в кабине ракетоносца. Не в кресле второго пилота, которое он занимал во время эксперимента, а в соседнем, командирском.
9 августа 2001 года в двенадцатом часу дня Марков вышел из "коттеджа" и отправился в киоск за газетами. Завадский не пошел с ним: он хандрил, наверное, погода сказывалась. По всему было видно, что собирается гроза.
До киоска было полквартала ходу, Марков в положенное время вернулся, но в дом не пошел, а позвал с крыльца:
– Алексей Иванович, идите сюда, поглядите, что я принес!
Завадский нехотя оторвался от взятой в библиотеке книги (Чулков Т. В. Моторные топлива: ресурсы, качество, заменители. Справочник. – М.: Политехника, 1998), крикнул:
– Несите сюда, Володя!
– Она в дверь не пройдет!
Завадский отложил книгу, вышел на крыльцо. Марков сидел внизу на лавочке, и ничего у него не было, кроме какой-то газеты в руках.
– Что? Где? – удивленно спросил профессор.
– Садитесь сюда, Алексей Иванович. Дело есть. – И, не дожидаясь, пока профессор устроится на скамейке, Марков продолжил:
– Сдается мне, пора нам отсюда линять.
– Что делать? – не понял или не расслышал профессор. За последние дни он сильно сдал.
– Ну, сваливать, когти рвать. Драпать, одним словом. Полковник нам все равно не верит, а здесь все в его руках.
– Мы же показали ему…
– Я вот сейчас в газетенке анекдот прочитал. Ребенок спрашивает: "Мама, что такое паранойя?" А мама отвечает: "Ты отлично понимаешь, что я не знаю этого, и нарочно спрашиваешь, чтобы поиздеваться". Здесь, похоже, тот же диагноз.
