— О, Боже…
Пещерный город был залит дневным светом — белым светом юного солнца. Конечно, это было не солнце. То, что должно было быть небом, затерялось в расплывчатом сверкании всеохватывающего великолепия. Теплый воздух, напоенный запахами зелени, был достаточно плотным.
Бэйта сказала:
— О, Торан, это великолепно!
Торан обрадованно улыбнулся:
— Ну, конечно, Бэй, это не похоже ни на что в Фонде, но это крупнейший город на Гавене II — знаешь ли, двадцать тысяч населения. Я думаю, ты полюбишь его. Боюсь, правда, что нет никаких развлечений, но зато и секретной полиции тоже.
— О, Тори, это не город, а игрушка. Весь белый и розовый, и такой чистый!
— Ну… — Торан вместе с ней смотрел на город. Дома были большей частью двухэтажные и построенные из камня с прожилками, который добывали здесь же. Тут не было остроконечных шпилей, как в Фонде, не было и колоссального скопления домов, присущего Старым Королевствам — здесь все было маленьким, но имело свое лицо; это был реликт личной инициативы в Галактике, полной жизни масс.
Вдруг он живо заговорил, тормоша ее:
— Бэй… Вон отец! Вон там — там, куда я показываю, глупая. Неужели не видишь?
Она увидела. Высокий человек, как сумасшедший, махал им рукой, широко растопырив пальцы, будто цеплялся за воздух. Они услышали, как он громогласно позвал их. Бэйта понеслась вслед за мужем по коротко подстриженной лужайке. Она мельком увидела еще одного человека, поменьше, седоволосого, которого почти не было видно за дюжим Одноруким, все еще махавшим и кричавшим.
Торан крикнул через плечо:
— Это сводный брат моего отца. Тот, который побывал в Фонде. Ты знаешь…
Они встретились посреди лужайки, смеющиеся и запыхавшиеся, и отец Торана издал последний радостный вопль. Он поправил свою короткую куртку и металлический ремень — единственную уступку роскоши.
Его глаза перебегали с одного молодого лица на другое, и, наконец, он сказал, слегка задыхаясь:
— Ты выбрал плохой день для возвращения домой, мальчик!
— Что? А, ведь сегодня день рождения Селдона!
— Да. Мне пришлось нанять машину, чтобы добраться сюда, и взять этого грубияна Ранду, чтобы вести ее. Транспорт не ходит, хоть стреляй.
Теперь он смотрел на Бэйту, не сводя с нее глаз. Он заговорил с ней — уже мягче:
— У меня тут есть ваше хрустальное изображение, и очень хорошее, но я теперь понимаю, что тот, кто сделал его — несчастный любитель.
Он вынул из кармана куртки маленький прозрачный кубик, и засветившееся крохотное смеющееся лицо в нем предстало яркими красками жизни — миниатюра Бэйты.
— Ах, это! — сказала Бэйта. — Интересно, зачем Торану понадобилось посылать эту карикатуру. Я удивляюсь, как это вы, сэр, разрешили мне приблизиться к вам.
— Удивлены? Называйте меня Фрэн. Я не хочу всех этих учтивостей. Поэтому, думаю, вы можете взять меня под руку, и мы пойдем к машине. Похоже, я изменю свое мнение. Мне придется изменить его.
Торан тихонько спросил своего сводного дядю:
— Как себя чувствует старик? Все еще бегает за женщинами?
Все лицо Ранду сморщилось, когда он улыбнулся:
— Когда он может, Торан, тогда он может. Иногда он вспоминает, что его следующий день рождения будет шестидесятым, и это приводит его в уныние. Но он отбрасывает эту дурную мысль и снова становится сам собой. Он торговец старой закалки. А ты, Торан? Где ты откопал такую симпатичную жену?
Молодой человек засмеялся и скрестил руки:
— Ты хочешь услышать историю длиной в три года за минуту, дядя?
В маленькой гостиной дома Бэйта высвободилась из дорожного плаща и капюшона и распустила волосы. Она села, закинув ногу на ногу, и одобрительно посмотрела на крупного румяного человека.
Она сказала:
— Я знаю, что вы высчитываете, и помогу вам. Возраст — 24, рост — 170, вес — 55, специальность — история.
Она заметила, что он все время немного изгибался, как бы пытаясь скрыть отсутствие руки.
Но теперь Фрэн придвинулся к ней ближе и произнес:
— Ну что ж, раз вы сами упомянули вес, — 57.
Он громко рассмеялся, глядя, как она вспыхнула. Потом сказал, обращаясь ко всем:
— Всегда можно определить, сколько весит женщина, по ее предплечью. Имея определенный опыт, конечно. Хотите выпить, Бэй?
— Да, кроме всего прочего, — ответила она, и они с Фрэном вышли, а Торан занялся книжными полками, выискивая новые книги.
Фрэн вернулся один:
— Она спустится позже.
Он тяжело опустился на большой стул в углу и положил свою ногу-протез на табурет перед собой. Смех исчез с его красного лица. Торан обернулся и посмотрел на него.
Фрэн сказал:
— Ну, вот ты и дома, мой мальчик, и я рад, что ты вернулся. Мне нравится твоя женщина. Она не нытик.
— Я женился на ней, — ответил Торан просто.
— Что ж, это уже другое дело, парень. — Глаза отца потемнели. — Глупо связывать свое будущее. За всю мою долгую и богатую опытом жизнь я никогда не делал подобных вещей.
Ранду перебил его, сказав из угла, где тихо стоял:
— Послушай, Фрэнссарт, что это за сравнения? До твоего неудачного приземления шесть лет назад ты нигде не задерживался на столько, чтобы речь могла идти о браке. А с тех пор кому ты нужен?
Однорукий выпрямился на стуле и горячо ответил:
— Многим, старый ты дурак…
Торан поторопился сгладить ситуацию:
— Это во многом простая формальность, отец. К тому же, в этом есть свои преимущества.
— В основном, для женщины, — проворчал Фрэн.
— А даже если и так, — не соглашался Ранду, — то пусть мальчик сам решает. Женитьба — это старая традиция жителей Фонда.
— Жители Фонда — неподходящий пример для честного торговца, — пробормотал Фрэн.
Торан снова вмешался:
— Моя жена — из Фонда. — Он перевел взгляд с одного на другого и тихо добавил: — Она идет.
После ужина разговор перешел в обычное русло, и Фрэн украсил его тремя рассказами-воспоминаниями, сдобренными кровью, женщинами, выгодными сделками и выдумками в равных пропорциях. Маленький телевизор был включен, и в нем еле различимым шепотом развивалась какая-то классическая драма. Ранду устроился поудобнее на низкой кушетке и смотрел сквозь ленивый дым своей длинной трубки туда, где Бэйта свернулась клубочком на мягкой белой шкуре, которую когда-то очень давно привезли из очередной торговой экспедиции и с тех пор расстилали только по большим праздникам.
— Вы изучали историю, моя дорогая? — любезно поинтересовался он.
Бэйта кивнула:
— Я приводила в отчаяние всех своих учителей, но все же мне удалось хоть чему-то научиться.
