Желудок начал бурчать. С тех пор, как он ел в последний раз, прошло немало времени. Ему так же показалось, что это чувство голода передавалось другим, поскольку стоило ему об этом подумать, как вокруг него засуетились, и пару минут спустя ему вручили похожий на кувшин сосуд, полный воды. На сей раз, землистый привкус доставил ему столько же удовольствия, сколько стакан меда дома, напомнив его любимое блюдо, ванильную орхидею, которую дворцовые повара добавляли в свою светло-желтую выпечку. Даже плавающие в сосуде частицы, которые, как он теперь разглядел, были травянисто-зеленого цвета, казалось, делали вкус воды более изысканным, все равно, что кусочки цедры апельсина в апельсиновом соке. Вода способна была утолить и голод, и жажду. Но он заметил кое-что еще: эта жидкость позволила ему сблизиться со своими спутниками настолько, что их разумы стали ему столь же понятны, как его собственный. Этот напиток буквально являлся его причастием к этому братству.
Но что больше всего поразило Найла, так это то, что людей-хамелеонов совершенно не тянуло в сон. Виной тому была не только их способность к глубокому расслаблению, но и то, что их разумы были взаимосвязаны так, что они чувствовали каждого. Сонный человек постепенно забывает о существовании внешнего мира. Осознавать то, что происходит вокруг, как понял Найл, и означало пребывать в состоянии бодрствования. Поддерживаемые активностью разума окружающих, люди-хамелеоны вовсе не собирались проваливаться в сон, словно ребенок на собственном дне рождения. Благодаря этому рядом с людьми-хамелеонами человеком овладевало блаженное чувство уюта и неослабевающего интереса, словно он сидел у огня в кругу приятной компании.
В этот момент внимание Найла привлек доносившийся откуда-то звук, чем-то напоминающий человеческую речь. Он вскоре определил, что он исходил от вожака людей-хамелеонов, сидевшего рядом. "Рот" на лицевой стороне его головы двигался и из него вылетали эти речеподобные звуки. Но они были до странного неразборчивы, и Найлу казалось, что он слышит шум ветра.
Он почувствовал острое разочарование из-за того, что не в состоянии был что-либо понять. И, словно реагируя на это, звуки внезапно приобрели ясность и отчетливость. Теперь Найл мог различить, что это не было человеческой речью. Основной звук был немного похож на скрип ветвей на ветру, однако это «поскрипывание» не было монотонным, оно несколько напоминало медленно проигрываемую мелодию, но не одного инструмента, а созвучную игру множества музыкантов. Очевидно, люди-хамелеоны разговаривали. Но о чем?
Не успел Найл задать себе этот вопрос, как узнал на него ответ. Они пользовались речью не так, как люди, которые располагали слова в определенном порядке, словно костяшки домино. Их словами было что-то вроде музыки. Но в отличие от музыки людей, не имеющей определенного смысла, язык людей-хамелеонов был очень точен. Он развился из их опыта общения и предназначался для передачи этого опыта.
Войдя в это обобщенное сознание, Найл внезапно понял, что люди-хамелеоны были довольно-таки похожи на людей в общем смысле этого слова: их день был заполнен различными видами деятельности. Контролируя обширную территорию, они должны были бродить вокруг нее, поодиночке или вдвоем, общаясь с деревьями, кустами, травами и такими животными как кроты, земляные черви, ползающие в траве змеи, лягушки и ящерицы. Для этих не отличавшихся разумом созданий привычнее было пребывать в изоляции друг от друга, в состоянии вроде полусна. Задачей людей-хамелеонов было служить ментальными мостиками между ними, заставляя их осознавать присутствие друг друга и наделять их ощущением общности, простирающимся от населяющих деревья клещей и личинок до мышей, водяных крыс и белок.
Таким образом, человеческая точка зрения, что природа полна вражды и противоборства, как теперь понимал Найл, была ошибочной. Способности людей-хамелеонов служили для установления гармонии, как способности музыканта — созданию чарующих звуков.
Найл поймал себя на том, что размышляет, какую роль в этой гармонии играют тролли. Доступ к разумам людей-хамелеонов тут же обеспечил ему ответ. Их задачей было преобразование сырой энергии Земли — электрической силы молний, а также высвобождаемой находящимися под давлением камнями пьезоэлектрической энергии — в жизненную энергию, питающую почвенные микроорганизмы, которые создают живую ауру Земли. Каждый тролль был чем-то вроде силовой станции, и поэтому им необходимы гигантские размеры и масса. Тролль, который провел их к священному озеру, весил больше, чем глыба гранита. Тролли встречались повсюду, где в изобилии имелся кварц, особенно в таких местах, как священная гора и Долина Мертвых.
В отличие от постоянно действующих обязанностей троллей, которые те выполняли непрерывно, деятельность людей-хамелеонов в разные сезоны была неодинакова. Сейчас, в начале зимы, когда сама природа готовилась ко сну, у них было меньше дел. Но даже в такие времена, когда они собирались вместе в конце дня, у них было что обсудить, как в любой компании крестьян, сидящих за стойкой бара в местном пабе. Их язык был построен на рифмах и образах, а на заднем плане все время проступало ощущение звуков ветра и бегущей воды. Фактически слоги этого языка можно было сравнить со звуками, которые издает ветер, когда натыкается на препятствия вроде деревьев, или поток воды, когда он разбивается о камни или гальку.
Найл смог «послушать», как двое людей-хамелеонов описывали (причем их слова образовывали контрапункт, как в музыке) лесистую сторону холма и семейство мышей, которые устроили свое гнездо у корней того же дерева, что и сова. Найл ощущал себя путником, вслушивающимся в беседу двух друзей, чувствуя любопытство и вместе с тем отстраненность.
Затем случилось нечто, повергшее его в замешательство. Он больше не "слушал" беседу. И не находился в подземной пещере. Он был на склоне холма во многих милях от нее и глядел на то, как снуют в своем гнезде у корней мыши. Все было абсолютно реальным: наполовину спрятавшаяся в облаках луна, шуршащие на ветру ветки, движение древесной тли под куском гнилой древесины. И хотя он прекрасно понимал, что все еще сидит в пещере людей-хамелеонов, все выглядело настолько материальным, что могло легко убедить его в обратном.
То, что произошло, было для него очевидным. Он очутился в ментальном мире людей-хамелеонов. А они явно обладали способностью к восстановлению действительности иных времен и мест, намного превосходящей человеческое воображение. На самом деле, он уже переживал раньше нечто подобное. Когда великий предводитель пауков Хеб Могучий описывал противостояние людей и пауков, завершившееся победой последних, его слова вызвали в воображении до боли реалистичные сцены жестокой бойни. Но тогда Найл приписал это действию собственного воображения, наделившего эти образы жизненностью.
