Шум вертолетного двигателя сделался тише, а потом и вовсе заглох.
Наше время истекло.
Я посмотрел на снег: красноречивые следы, уродливые темно-красные пятна лосиной крови, застывшие красные лужи... Меня буквально затошнило от этих наглядных свидетельств моей вчерашней кровавой пирушки со смертью. И в то же время это казалось абсолютно необходимым. Я втянулся: стрелял, рубил на части, тащил в хижину – и так до полного изнеможения. А в результате, когда человек просто посветил на меня фонариком, я рефлекторно схватился за ружье.
До этого охота всегда была для меня спортом, приятной возможностью испытать свое искусство стрелка. Но убийство теплого кролика или лося с мягкими губами – это совсем другое. Птицы-то что: комок перьев, клюв и когти. Их даже трудно считать живыми, так много в них от механической конструкции. Но вчерашнее избиение обрушилось на настоящие живые существа, со своими чувствами и эмоциями. Нет, такая охота не по мне. У меня мелькнула мимолетная мысль: а не Он ли каким-то образом спровоцировал мою внезапную вспышку кровожадности?
Я пошел к погребу, на ходу обдумывая положение вещей. Он сейчас не в состоянии повлиять на ситуацию – Он неподвижен. Возможно, я не правильно истолковал маневр вертолета. Возможно, они ничего не заподозрили. Нет, не нужно заниматься самообманом. Появление раненого снова привлекло внимание властей к парку. Я взял ружье, зарядил его, проверил, много ли стрелок осталось в наркопистолете. Потом я поставил стул к окну, сел и принялся ждать. Я обещал, что выиграю для Него время, чтобы Он мог закончить свои изменения. Я должен увидеть, что у него получится.
Я попытался отвлечься от мыслей об убийстве, убедить себя в том, что я всего лишь выполняю свой долг. Долг. Долг. Долгдолгдолгдолг... Это слово шныряло у меня в мозгу, словно крыса в лабиринте, пока окончательно не потеряло смысл. Долг. Разве мой долг состоит не в том, чтобы попытаться предоставить человечеству шанс получить бессмертие? Разве я не должен остановить смерть, а возможно, и повернуть вспять процесс старения, чтобы юность из привилегии, отнимаемой у нас неумолимым Временем, превратилась в неотъемлемое право каждого человека? Я принялся разговаривать сам с собой, но слова звучали глухо и неискренне. Они бились о стены, соскальзывали на пол и расплывались у моих ног грязными сальными лужами. Я представил себе, каково это – убить человека. Вчера ночью я чуть было это не совершил. "Я могу это сделать, – сказал я себе. – Я могу убить человека, если только мне потом не придется подходить к трупу слишком близко".
Долг. Убийство. Бессмертие. Смерть. Долг. Долг. Долг.
Когда спустя час и двадцать минут транспортный вертолет все-таки показался, мои нервы давно уже были на взводе. Руки, сжимавшие ружье, дрожали, а левая щека подергивалась от нервного тика. Вертолет приземлился в стороне от нашего домика и высадил сорок человек, одетых в белые маскхалаты.
Все они были вооружены. Я отдернул занавеску, распахнул окно и прикладом высадил сетку от насекомых. Я ждал.
Долг. Убийство. Долг.
В поле моего зрения показался первый солдат. Я убрал палец со спускового крючка и отложил ружье в сторону. Я проиграл последнее сражение с собой. А возможно, наоборот, выиграл. Я пятнадцать лет жил в соответствии с врачебным кодексом, восемь лет проработал врачом – и теперь я не мог заставить себя выстрелить в человека. Вчерашнее происшествие было всего лишь игрой случая. Я действовал рефлекторно, под давлением. А хладнокровное убийство – это совсем другое дело. Совсем-совсем.
Солдаты тем временем быстро перебегали через открытое пространство.
Винтовки болтались у них за плечами. Солдаты явно считали, что могут в любой момент схватить пулю. Я развернулся и помчался в погреб, перескакивая через ступени...
– Джекоб!
На этот раз у меня была уважительная причина для вторжения. Нам действительно грозила опасность. И все же нельзя не признать, что я вломился в погреб, а не заговорил с Ним сверху в основном потому, что меня терзало любопытство.
– Джекоб, тебе нельзя сюда!
Возможно, мне и вправду не следовало сюда входить. Я остановился, потом попятился, не в силах вымолвить ни слова. Он изменился куда сильнее, чем я предполагал. Я знал, что Он не является человеком, и все же я не был готов к такому зрелищу. Он заполнял половину погреба – огромная пульсирующая масса отвратительной, пронизанной венами плоти, красновато-коричневой, покрытой лоскутами-метастазами черных клеток. Несколько отростков-псевдоподов впивались в каменную стену – это были Его якоря. Слева от меня находилась путаница мембран и трубок – Его голосовой аппарат. Среди складок плоти прятался обезображенный, чрезмерно большой рот. Ни зубов, ни других свидетельств того, что у Него когда-то было лицо, не наблюдалось. Да и рот явно был сохранен лишь для того, чтобы общаться со мной. Я как-то сразу понял, что теперь Он потребляет пищу не как человек, а как амеба – всасывая ее всем телом.
"Франкенштейн!" – кричало мое сознание.
Тут раздался странный и страшный смех, от которого ноги мои примерзли к полу. Я удавил свой страх и сосредоточился на воспоминании о том, каким Он был, и о Его обещаниях. Он обещал помочь человечеству, если только я смогу предоставить Ему необходимое время. Ну что ж, теперь я обнаружил Его истинную природу и истинную цену всем Его обещаниям.
– Они здесь, – сказал я. – Я собирался подстрелить несколько человек, чтобы задержать их, но понял, что не могу этого сделать.
– Я знаю, – сказал Он. Его голос звучал сочувственно и дружелюбно.
Голосовой аппарат скорчился, потом увеличился и превратился в цветок со множеством лепестков. Когда Он заговорил снова, Его голос звучал совсем как прежде, до начала этих чудовищных трансформаций. – Я собираюсь привести все это в норму, – извиняющимся тоном произнес Он, имея в виду тот зловещий голос, которым он разговаривал последнее время. – Просто пока времени не было.
– Что ты собираешься делать? – спросил я.
Тут кто-то похлопал меня по плечу. Я подскочил от неожиданности, а сердце у меня ушло в пятки. Он рассмеялся.
Я обернулся, ожидая увидеть мерзкие рожи полицейских, а вместо этого увидел андроида, точную копию Его, такого, каким Он был в лаборатории.
– Это ты! – кое-как выдавил я.
– Я сделал его, – сказал Он. – Это не просто другой андроид, а другая грань все того же драгоценного камня, другой я. Он обладает всеми способностями, которые я приобрел в ходе трансформации, но сам он через все эти изменения не проходил.
– Но зачем...
Франкенштейн, Франкенштейн!
– Как я тебе и говорил – чтобы помочь человечеству. Забудь о Франкенштейне. Я знаю, о чем ты думаешь. О моих непредвиденных способностях.
