Минуты две я переводил дыхание, потом осторожно начал подтягиваться. Сук податливо согнулся и затрещал. Еще немного — и он бы переломился.
До утра, задыхаясь от тошнотворного болотного смрада, я десятки раз пробовал выбраться, но все было безрезультатно.
К утру Чатраги очнулся. Он тягуче застонал, открыл глаза и отрешенно посмотрел на меня.
— Где это мы, Рэй? — он попытался привстать.
— Не двигайтесь, Ник, — сказал я. — Мы очень неудачно попали в болото. Но ничего, скоро выберемся и пойдем к машине.
К этому времени меня уже засосало почти по грудь. Чатраги лежал плашмя, поэтому погрузился не так глубоко. Голова его покоилась на сгибе моей левой руки.
Чатраги долго молчал, потом тихо сказал, не открывая глаз:
— Не надо было уходить от Моллини... Повернулся к беде спиной, а надо было встретить лицом... Хотел, чтобы руки не замарать... отсидеться в сторонке... и вот. Теперь уже поздно. Поделом... надо платить... — По его измазанному грязью лицу пробежала судорога. — Сейчас бы спирта немного из той банки, что вы вылили... Или нет... знаете, что я хотел бы сейчас больше всего? Лежать голый на теплом песке... где-нибудь на берегу маленькой речки. Месяц, год... и ни о чем не думать. И чтобы солнце все время не заходило... эх! — Чатраги горестно и бледно усмехнулся; на ресницах у него что-то блеснуло — слеза или болотная вода? — Рэй, за теплый песок и за речку, за солнце надо платить... а я хотел даром... Не понимал...
Он закрыл глаза и снова впал в беспамятство.
Скончался он перед восходом солнца. Я это почувствовал сразу, но все же несколько минут всматривался в его лицо, стараясь уловить признаки дыхания. Потом я с трудом разогнул онемевшую левую руку, и Чатраги медленно погрузился в трясину.
Когда солнце поднялось над восточным отрогом, я снова попытался подтянуться за сук. Он, конечно, переломился, но я положил его перед собой и, опираясь на него, осторожно, по сантиметру начал выползать из болота.
Свою машину я отыскал только к полудню. Измученный, весь покрытый засохшей грязью, я почти без памяти рухнул на сиденье, но все же немедля вывел «Муфлона» на дорогу и повел его обратно как можно быстрее, насколько это позволяла заболоченная дорога.
До рудничного поселка я добрался лишь через сутки.
Известие о смерти Чатраги Гильда выслушала молча, повернулась и ушла к себе, не сказав ни слова. Увидел я ее только в день отъезда на базу. Я уже сидел в «Муфлоне», когда она подошла, одетая по-дорожному, и сказала:
— Можно, Рэй, я поеду с вами?
Я положил ее чемодан на заднее сиденье, убрав оттуда ручной пулемет, припасенный еще Чатраги да так нам и не пригодившийся.
Из трех неполных батальонов, принимавших участие в операции «Тритон», на базу вернулось пятьдесят три человека, и среди них полковник Тадэма, господин Тус и его платиновая секретарша, заработавшая себе во время этой экспедиции нервный тик. Они выбрались из джунглей в тот же день, что и я.
После трагедии в верховьях Дизары на базу наехали всевозможные комиссии, представители президента, сенаторы и прочие. Наконец-то был принят план, предлагавшийся еще Чатраги: обработать верховья Дизары с воздуха вплоть до водораздела Главного Бантийского хребта. Это было сделано через три недели самым тщательным образом, но на базе упорно ходили слухи, что будто бы за неделю до этого какой-то пилот пассажирского вертолета видел с высоты нескольких сотен метров, как какие-то животные или одетые в черное люди стройными колоннами переваливали через водораздел Главного хребта. Официально об этом ничего не говорилось, но если это действительно было так, то неопитеки вполне могут рассчитывать на беспрепятственное развитие в течение полувека, потому что Забантийская область — это сотни тысяч квадратных километров непроходимых и неисследованных джунглей, где не бывали даже топографы...
* * *
Сегодня, вернувшись домой чуть раньше обычного, я, как и всегда за последние полтора года, сел за свою книгу. Гильды, ставшей моей женой, вот уже восемь месяцев нет дома: она в тюрьме. Распрощавшись с работой в компании, она пыталась опубликовать статьи о неопитеках, но даже те газеты, что считаются у нас оппозиционными, отказались их печатать. Ее настойчивость кое-кому не понравилась. Повода избавиться от нее хотя бы на время не пришлось долго искать: компания подала на нее в суд, требуя возмещения неустойки в размере пятидесяти тысяч за нарушение контракта. Решение суда было кратким: возмещение неустойки или два года тюремного заключения. Требуемой суммы у нас, конечно, не было, и Гильда очутилась за решеткой.
Около полуночи я сварил себе кофе и включил радиоприемник, чтобы послушать, о каких важных новостях говорят в эфире. Я это делаю теперь каждую ночь и все время невольно жду, что вот сегодня вдруг сообщат о начале наступления неопитеков.
Сквозь сумятицу ночного эфира в комнату вошел приятный женский голос:
— ...волнует вопрос о том, какие купальные костюмы будут иметь успех в этом сезоне на знаменитых пляжах Вианты. Если у вас стандартная фигура, отвечает госпожа Блайт, то мы рекомендуем леопардовые бикини в сочетании с ножными и ручными браслетами, плетенными из золотой проволоки...
Я оборвал госпожу Блайт на полуслове и перешел на волны столичной станции. Здесь уже говорил мужчина:
— Многие психологи считают, что джаз может стать духовной панацеей нашего нервного века. Джазовая музыка, утверждают специалисты, в сочетании с новейшими танцами типа «аннигиляция» способна вызвать явление психологического антирезонанса и дать человечеству столь желанное ощущение душевного покоя и равновесия...
Конец.
