Барнвельт сделал глоток напитка Гавао, который на вкус очень напоминал коктейль из виски с томатным соком. Гавао тоже отпил. Певица тем временем затянула следующую песню:
Насеф эреди комсто итади нока
Наго лайвер жинесос на...
[Бессмертные строки Г. Гейне в переводе М. Лермонтова про одинокую сосну представлять, наверное, нет необходимости.]
Кто бы там ни написал этот бессмертный шедевр про одинокую сосну, в жизни бы его не узнал, подумал Барнвельт, приглядываясь к Гавао на предмет признаков действия своего напитка. Певица тем временем все в той же манере отбарабанила "Лорелей", "Кукараччу" и "Янки-дудль" и уже затянула:
Джингабельц, джингабельц, джингель оллави... - когда кришнянин вытер губы рукавом и пробурчал:
- Сие питье, видать, расстроило мне второй желудок. Чувствую себя отвратно. Вот погоди, оправлюсь когда, обязательно разыщу ту унху шелудивую, коя за это ответственна, и в мелкие кусочки покрошу за обращенье такое с рыцарем посвященным...
К тому времени, как вновь появился Тангалоа, очень смахивающий физиономией на кота, только что полакомившегося канарейкой, голова Гавао уже бесчувственно покоилась на столе.
- Что это с нашим приятелем, уже натрескался? - изумился Тангалоа. - Я просто умираю от жаж...
Барнвельт поспешно накрыл ладонью кружку Тангалоа и тихо сказал:
- Осторожно - там снотворное. Нас посетил некто Мики Финн [Мики Финн жаргонное название наркотика (англ.).]. Мне удалось переставить кружки. Пошли-ка отсюда.
- Ты что, чокнулся? В самом разгаре потрясающее исследование особенностей инопланетной культуры, а он уходить намылился! Смотри, опять ансамбль выходит. Интересно, что они собираются сбацать?
- Извини, но мне что-то не по себе.
- А ты что, не танцуешь? Эх, будь здесь моя третья жена, я бы тебе показал...
Вошедшие гуськом четверо кришнян с инструментами принялись наяривать какой-то мрачноватый экзотический мотивчик, в котором Дирк Барнвельт через некоторое время признал шлягер "Мне не нужно одеяло", пользовавшийся бешеной популярностью на Земле года за три до их отлета.
Скорчив гримасу, он повернулся к Тангалоа.
- Ну вот, стоит мне только представить, что я в таверне "Русалка" в шекспировские времена, как они сразу заводят чего-нибудь в этом духе!
- Чрезвычайно беспомощный и узколобый подход, - отрезал Тангалоа. Принимай вещи такими, какие они есть, - как я.
- Это уж точно! - отозвался Барнвельт с заметной язвительностью в голосе.
Пара в масках поднялась и закачалась в медленном кришнянском танце, который состоял в основном из бесчисленных взаимных поклонов. Барнвельт только сейчас сумел как следует рассмотреть эту пару. Несмотря на маленький рост и совершенно бесполое одеяние - тунику из бледно-розовой марли, которая оставляла одно плечо открытым, - было заметно, что мужчина гибок и мускулист. Женщина была одета точно так же, с одним лишь отличием: на боку у нее висел короткий меч.
Барнвельт прошептал:
- Видишь, штаны у квирибских дамочек носить все же не принято, а вот мечи - другое дело. Где-то я этого крепыша уже видел. Вспомнить бы только где.
В зале появились и другие танцующие пары. Осирианин поднялся, рыгнул и на своих птичьих лапах вперевалку направился к арфисту.
- Слушай, - довольно бессвязно пробулькал он, - коли играете вы музыку земную, то позвольте показать вам и танец земной...
Через некоторое время рептилия под ручку с распорядителем появилась на середине зала. Выражение лица последнего ясно говорило, что он поступает подобным образом только с целью предотвратить более крупные неприятности. Осирианин принялся все быстрей и быстрей кружиться в стиле популярного земного танца, пока его хвост не хлопнул обладателя маски по филейным частям в тот самый момент, когда кришнянин отвешивал очередной поклон своей даме.
- Хишкак багган! - рявкнул тип в маске, теряя равновесие.
- Прошу прощенья... - начал было осирианин, но оскорбленный танцор уже выхватил из ножен своей партнерши меч и продребезжал:
- Сейчас ты получишь у меня прощенье, страшилище чешуйчатое! С великой радостью погляжу я, как безобразная башка твоя, отсеченная от остальной поганой туши, поскачет по полу, будто мячик!
С этими словами он скакнул вперед и как следует замахнулся тяжелым клинком.
Барнвельт схватил со стола пустую кружку. Это было добротное керамическое изделие, украшенное внутри барельефными изображениями то ли мужчин, побивающих женщин, то ли наоборот. Дирк занес ее над головой и швырнул.
Кружка вдребезги разбилась о затылок типа в маске. Выставленная вперед нога у него подкосилась, и он рухнул на четвереньки. Осирианин шмыгнул за дверь.
В зале поднялся небывалый галдеж. Ангур, поднатужившись, поставил типа в маске на ноги и пытался его успокоить, а Барнвельт, который успел опуститься на свое место, сидел с совершенно невинным видом, хотя и готовый в любой момент ухватиться за рукоять своего меча. Тип в маске обвел глазами зал со словами:
- Ну и дела, матушка моя яйцекладущая! Некий негодяй осмелился крайне неучтиво стукнуть меня по башке со спины, и коли поймаю мерзавца, руки-ноги переломаю... Не приметили ли вы эту сволочь, мадам? - осведомился он у своей спутницы.
- О нет, ибо взор мой направлен был только на вас, мой владыка.
Глаза за прорезями маски остановились на Барнвельте.
- Что... - начал было ее обладатель, озираясь в поисках меча, который только что держал в руках.
Ангур с официантом, стоя по бокам от него, обнажили короткие дубинки.
- Нет уж, и не думайте скандалить во владеньях моих, господин хороший, иначе не погляжу я и на положенье ваше! Уймитесь же, наконец!
- Ча! Пойдемте-ка отсюда, мадам, и поищем место, где подостойней встречают особ званья нашего. В конце концов, я - это я!
- Да это же наш старый знакомый, Визгаш бад-Мурани! - воскликнул Барнвельт. - Если ты помнишь, при нашей последней встрече он выразился точно таким же образом.
Поскольку Тангалоа наконец согласился уйти, приятели расплатились и направились к себе в номер, оставив все еще распластанного на столе Гавао спать сладким сном. Когда они открыли дверь номера, осирианин Сишен склонялся над клеткой с попугаем, а как только они вошли, осторожно снял тряпку, которой та была прикрыта. Фило открыл глаза, захлопал крыльями и испустил душераздирающее "Йир-р-рк!".
Осирианин, как укушенный, отскочил от клетки, развернулся и одним махом прыгнул прямо на Тангалоа, обхватив его птичьими ножищами за талию, а маленькими ручками - за шею. Из рептильей глотки вырвалась шипящая вариация гозаштандского: "Спасите!".
- Да отцепитесь же, черт побери! - глухо пробубнил Тангалоа откуда-то из-под чудовищных объятий существа, пошатываясь под непосильной ношей.