— Это… — начал было Юра.
— Да. В этом месте система московского метрополитена соединяется с железнодорожной сетью. На профессиональном жаргоне это называется «гейт». Таких гейтов в Москве всего два, но этот — самый старый. И самый известный. В ряде кругов… Он стыкует Рижскую железную дорогу с технологической развязкой депо «Сокол», а та, в свою очередь, переходит в густую сеть подземных рельсовых коммуникации. Представьте, что эти гейты есть практически во всех городах, сумевших позволить себе такую роскошь, как метрополитен…
Юра с интересом оглядел стрелку. Проходящие через нее рельсы отражали предзакатное солнце — судя по всему, этой веткой иногда пользовались. Интересно, зачем… Тут Юру осенила еще одна мысль.
— А что же тогда с трамвайной сетью? — спросил он, — Или это нечто совсем отдельное? Бондарь вновь задумался.
— Тут все еще загадочней… Например, московская единая трамвайная сеть была разорвана еще в шестидесятых, когда, в угоду троллейбусу, начали ретиво снимать рельсы на старейших маршрутах. У меня есть подозрения, что причины этой акции лежат гораздо глубже, и троллейбусы здесь всего лишь отговорка. Но доказательств этому я пока не нашел. Фактически теперь мы имеем в Москве несколько автономных трамвайных сетей. Но кое-где остались стыки с железной дорогой. Насколько мне известно, в двадцатые годы где-то в районе «Тимирязевской» еще бегал паровичок — его маршрут захватывал и трамвайные, и железнодорожные пути. А во многих городах трамвайные и железнодорожные линии вообще образуют одну систему. Так что сами видите, трамвай вполне вписывается в топологию мировой рельсовой сети и, наверняка, по-своему влияет на нее. Хотя, данных о появлении «призраков» на трамвайных путях лично у меня нет.
— Зато у меня есть, — сказал Юра. — Существует московская легенда о том, что на трамвайных путях в Рощинских переулках иногда можно увидеть переполненный трамвай образца начала века. Непонятно, откуда он появляется и куда исчезает, кто эти люди, что едут в нем… но тех, кто встречал этот трамвай, якобы, начинали преследовать всякие несчастья и неприятности.
Бондарь захохотал. Насмеявшись вдоволь, он утер глаза платком и сказал:
— Ох, молодой человек… Давайте все-таки отделять зерна от плевел. Так ведь можно далеко зайти… — он вновь утерся платком, — если и бегает там такой трамвайчик, то историю этой легенды надо изучать отдельно, а не в контексте «поезда-призрака», который, собственно, и призраком-то не является. Тот трамвай, если он есть (в чем лично я сомневаюсь!) явление, скорее всего, полуматериальное. В отличие от нашего с Вами обычного, вполне реального поезда, для которого просто изменились свойства Времени…
Юра мучительно переваривал получаемую информацию.
— Через Москву, Юрий, проходят линии одиннадцати железнодорожных направлений. Относительно независимых, но! — Бондарь многозначительно поднял вверх указательный палец левой руки, — все они замыкаются друг на друга посредством колец Московской окружной железной дороги, и тем самым образуют единую мощную железнодорожную структуру колоссального масштаба. А теперь представьте, что как минимум два направления стыкуются с Московским метрополитеном и с трамвайной, пусть разорванной, но сетью. Добавьте сюда метрополитены и трамвайные линии других городов, служебные, заводские и засекреченные рельсовые пути… Богатое воображение Юры услужливо иллюстрировало рассказ Бондаря, рисуя перед глазами модель мировой железнодорожной сети. Модель почему-то напоминала огромный, монстрообразный клубок из свернутых «мебиусом» рельсов, путаницы проводов и разнообразия цветных огней. Некоторые рельсы были ржавыми и обрывались где-то на полпути… По клубку, словно гусеницы, шныряли поезда. Рядом с большим клубком в пространстве висели паутинки трамвайных линий и маленькие клубки метрополитенов. Все в них было, как у железной дороги, только гораздо плотнее, гуще, сложнее. Маленькие клубки соединялись с большим тонкими ниточками с ручными стрелками. В мозгу опять вспыхнуло новое певучее слово «гейт», сказанное Бондарем.
Юра понял, что его представление о железной дороге усложнилось донельзя. Раньше он даже и не догадывался об участии метрополитенов и трамвайных линий в общей сети. Теперь в его воображении семафор, вспыхнувший желтым на подземных путях родной «Авиамоторной», отдавался синими искрами в гуще тоннелей Парижской подземки или на заброшенном полустанке в Сибири. По краю сознания зачем-то прополз виденный в одном из переходов рекламный плакат с надписью «Метро большого города» над изображением сладенько улыбающейся морды головного вагона метропоезда. Потом перед мысленным взором стали проплывать одна за другой патетичные бронзовые скульптуры с «Площади Революции»…
Игра воображения подозрительно затягивалась. Юра решительно тряхнул головой, чтобы вернуться в реальность. Впереди простирался все тот же ржавый путь, но… почему-то убегающий в обратную сторону. «Когда это мы успели повернуть?», — подумал Юра, — «Это надо же было так размечтаться…». Бондарь все также вещал рядом.
— …теперь Вы понимаете, Юра, что топологическая характеристика этого, в общем-то, тривиального участка Рижского направления очень сложна. Безумно сложна! Независимо от того, что думают по этому поводу маститые «железнодорожные светила». Впрочем, по этому поводу они как раз думают меньше всего. Сохранность путей, исправность семафоров и подвижного состава, по понятным причинам, заботит их гораздо больше. Оно и к лучшему.
Бондарь достал из кармана позолоченные часы, изящным движением открыл их. Из-под крышки раздались переливчатые звуки гимна «Боже, царя храни!». Юра непроизвольно вытаращил глаза на красивую старинную вещицу. Бондарь сокрушенно вздохнул.
— Ох, Юра, простите старого зануду — совсем я замучил Вас туманными теориями и сомнительными постулатами. Не обижайтесь, дорогой мой. Не так уж часто удается поговорить на эти темы с понимающим и тонко чувствующим собеседником.
— Да что вы, — заговорил Юра, изображая восхищение. — Мне казалось, что при написании статьи я узнал так много… а теперь я вижу, что не знал даже и половины.
— Ну-у. Пустяки, — улыбнулся Бондарь. — Никто не может знать все.
Пройдя еще немного по мертвому железнодорожному полотну, Юра и Бондарь свернули на неприметную тропинку, перешли через блестящие нитки рельсов действующей линии и через минуту оказались на оживленной улице. Юра про себя усмехнулся столь разительной смене пространственных ощущений.
Прощаясь, Бондарь сказал, что он еще позвонит Юре в редакцию. Продолжение статьи должно быть интереснее начала, и в этом Бондарь согласился помочь.
