С рассеянным гостеприимством он усадил меня на продавленный диван в гостиной и извинился за то, что ему нечего предложить выпить. Сам он не пил и не употреблял наркотиков, а рядом почти ничего не продавалось.
– Не беспокойтесь, – сказал я великодушно. – Я обойдусь стаканом воды.
Вода была теплой и немного ржавой.
«Ну что ж, это тоже прекрасно», – сказал я себе. Я сидел, неестественно выпрямившись: спина жесткая, ноги напряжены. Карваджал, опершись о спинку кресла справа от меня, заметил:
– Похоже, вам неудобно, мистер Николс.
– Через пару минут я освоюсь. Поездка сюда, знаете ли…
– Конечно.
– Но никто меня на улице не потревожил. Надо признаться, я ожидал худшего, но…
– Я же говорил вам, что все будет нормально.
– И все же…
– Но я же говорил. Неужели вы не поверили? – сказал он мягко. – Вы должны мне верить, мистер Николс. Вы знаете это.
– Пожалуй, вы правы, – сказал я, подумал: ДЖИЛМАРТИН, ЗАМОРАЖИВАНИЕ, ЛИДЕККЕР. Карваджал предложил мне еще воды. Я автоматически улыбнулся и покачал головой. Наконец я сказал:
– Странно, что такой человек, как вы, живет в этой части города.
– Странно? Почему?
– С вашими средствами можно жить в любой части города.
– Я знаю.
– Так почему же здесь?
– Я всегда здесь жил, – мягко сказал он. – Это единственный дом, где я жил. Эта мебель принадлежала моей матери, и кое-что даже ее матери. Я слышу отзвуки родных голосов в этих комнатах, мистер Николс. Я чувствую живое присутствие прошлого. Разве это странно – жить там, где жил всегда?
– Но такое соседство…
– Да, стало хуже. За шестьдесят лет произошли большие изменения. Но эти изменения на меня не сильно повлияли. Ежегодное медленное сползание вниз, потом быстрее. Но я делаю скидки, приспособляюсь, привыкая к новому и делаю его частью того, что уже есть. Здесь мне все так знакомо, мистер Николс. Надписи на сыром цементе, когда много лет назад укладывали тротуар, огромный вяз во дворе школы, разрушенная временем фигурка на водосточной трубе над входом в здание напротив. Вы понимаете, о чем я?
Почему я должен покинуть все это ради роскошных апартаментов на Стейтон Айленд?
– Ну, во-первых, опасность.
– Никакой опасности. По крайней мере, для меня. Люди здесь относятся ко мне как к безобидному человеку, который всегда здесь, как символ стабильности, единственная константа в энтропическом потоке вселенной. Я представляю для них ритуальную ценность. Я что-то вроде символа удачи, амулета. По крайней мере, никто из здешних ни разу не обидел меня. И никогда не обидят.
– Вы можете поручиться?
– Да, – сказал он с твердой уверенностью, глядя мне прямо в глаза. И я снова почувствовал тот холод, как будто я стоял на краю пропасти, как будто я снова ничего не понимаю. Опять наступило молчание. От него исходила сила – мощь, не вязавшаяся с его убогой внешностью, мягкими манерами, робостью, потухшими глазами – и эта сила деморализовала меня. Я мог бы просидеть неподвижно целый час. Наконец он сказал:
– Вы о чем-то хотели меня спросить, мистер Николс?
Я кивнул. Глубоко вздохнув, я начал:
– Вы знали, что Лидеккер умрет этой весной, не так ли? Я имею ввиду, что вы не просто угадали. Вы знали.
– Да, – и опять эта твердая, окончательная, непобедимая уверенность.
– Вы знали, что у Джилмартина будут неприятности. Вы знали, что нефтяные танкеры будут сливать незамороженную нефть.
– Да. Да.
– Вы знаете, как пойдут дела на бирже завтра, послезавтра, и вы заработали миллион долларов, используя это знание.
– И это тоже правда.
– Поэтому можно смело сказать, что вы видите будущее с удивительной, сверхъестественной ясностью, мистер Карваджал.
– Так же, как и вы.
– Неправда, – сказал я, – я совсем не вижу будущих событий. У меня нет видения того, что придет. Я просто очень хорошо угадываю, сравнивая возможности и выбирая из них наиболее вероятные, но я не предвижу. Я никогда не уверен в своей правоте. Просто я разумно уверен в своих знаниях. Поэтому все, что я делаю – это гадание. Вы понимаете? Тогда, в кон горе Ломброзо, вы мне рассказали почти все, что произойдет: я гадаю, а вы видите. Своим внутренним взором вы видите будущее как кино. Я прав?
– Вы знаете, что вы правы, мистер Николс.
– Да, я знаю, что я прав. В этом нет никакого сомнения. Я знаю, чего можно достичь стохастическими методами, но то, что вы делаете, выходит за рамки возможностей догадки и расчета. Может, я и мог бы предсказать возможность крушения пары танкеров, но ни то, что Лидеккер умрет, ни то, что Джилмартин будет обвинен в мошенничестве. Я, может быть, и мог бы предположить, что КАКАЯ-НИБУДЬ ключевая политическая фигура умрет этой весной, но никогда бы не смог сказать, кто конкретно. Может, я и мог бы предположить, что КАКОЙ-ТО государственный политик вылетит из седла, но не мог бы назвать его имя. А ваши предсказания точны и конкретны. Это не вероятностное предсказание. Это, пожалуй, скорее колдовство, мистер Карваджал. По определению будущее неизвестно, но вы, кажется, много знаете о будущем.
– О ближайшем будущем – да. Да, мистер Николс, знаю.
– Только о ближайшем?
Он засмеялся:
– Вы думаете, что мой взор пронизывает все пространство и время?
– Сейчас я не знаю, что пронизывает ваш взор. Но я хотел бы знать. Я хотел бы иметь хотя бы малейшее представление о том, как он работает и каковы его возможности.
– Он работает так, как вы описали, – ответил Карваджал. – Когда я хочу, я вижу. Будущие события проходят перед моим взором, как в кино.
Его голос звучал совсем прозаично, почти нудно:
– И это единственное, зачем вы пришли сюда?
– А вы разве не знаете? Вы наверняка уже видели фильм о нашей беседе.
– Конечно, видел.
– О вы забыли некоторые детали?
– Я очень редко что-нибудь забываю, – сказал Карваджал, вздыхая.
– Тогда вы должны знать, что я собираюсь спросить.
– Да, – согласился он.
– И даже в этом случае вы не ответите до тех пор, пока я не спрошу?
– Да.
– А если я не спрошу, – сказал я, – а если я прямо сейчас уйду и не сделаю того, что должен сделать?
– Это невозможно, – ровно сказал Карваджал. – Я помню, в каком русле должна течь наша беседа, и вы не уйдете отсюда до тех пор, пока не зададите свой следующий вопрос. Все будет происходить только так. У вас нет выбора, кроме как сказать и сделать то, что я видел, что вы скажете и сделаете.
– Вы Бог, распоряжающийся событиями моей жизни?
Он слабо улыбнулся и покачал головой:
– К сожалению, я смертен, мистер Николс. Ничем не распоряжаюсь. Я утверждаю, что будущее неизменно. А что, вы думаете, есть будущее? Мы оба действующие лица в сценарии, который не может быть переписан. Продолжим.
