– Это невозможно, – ровно сказал Карваджал. – Я помню, в каком русле должна течь наша беседа, и вы не уйдете отсюда до тех пор, пока не зададите свой следующий вопрос. Все будет происходить только так. У вас нет выбора, кроме как сказать и сделать то, что я видел, что вы скажете и сделаете.
– Вы Бог, распоряжающийся событиями моей жизни?
Он слабо улыбнулся и покачал головой:
– К сожалению, я смертен, мистер Николс. Ничем не распоряжаюсь. Я утверждаю, что будущее неизменно. А что, вы думаете, есть будущее? Мы оба действующие лица в сценарии, который не может быть переписан. Продолжим.
Давайте разыграем наш сценарий. Спрашивайте меня.
– Нет, я собираюсь сломать схему и уйти отсюда. -…о будущем Пола Куинна, – сказал он. Я уже был у двери.
Но, когда он назвал имя Куинна, моя челюсть отвисла. Я был ошеломлен и повернулся. Это, конечно, был вопрос, который я собирался задать, вопрос, ради которого я пришел сюда, который я решил не задавать, когда вступил в игру со своей судьбой. Как же плохо я сыграл! Как же прекрасно Карваджал манипулировал мной! Я был беспомощен, побежден, раздавлен. Вы думаете, что я все еще мог спокойно уйти? Нет, нет, только не тогда, когда он упомянул имя Куинна, когда он дразнил меня обещанием желаемого знания, когда Карваджал еще раз решающе, сокрушительно продемонстрировал остроту своего дара оракула.
– Вы говорите, – пробормотал я, – вы задаете вопрос.
– Если вам так хочется, – вздохнул он.
– Я настаиваю.
– Вы намерены спросить, станет ли Пол Куинн Президентом?
– Именно это, – сказал я опустошенно.
– Ответ: да, он станет.
– Вы думаете? Это самое лучшее, что вы можете мне сказать. Вы полагаете, он будет?
– Я не знаю.
– Вы знаете все.
– Нет, – сказал Карваджал, – не все. Есть границы. И ваш вопрос за их пределами. Единственный ответ, который я могу вам дать, это обычная догадка, основанная на тех же фактах, которые любой интересующийся политикой принимает во внимание. Согласно этим фактам, Куинн, я думаю, скорее всего станет президентом.
– Но вы не знаете наверняка. Вы не видите, как он становится президентом?
– Совершенно верно.
– Это выше ваших возможностей? Это не в ближайшем будущем?
– Да, за пределами моих возможностей.
– Таким образом, вы мне говорите, что Куинн не будет избран в двухтысячном году, но он – хорошая ставка на две тысячи четвертый год, хотя вы не можете видеть две тысячи четвертый год.
– А вы когда-нибудь верили, что Куинн будет избран в двухтысячном году? – спросил Карваджал.
– Никогда. Мортонсон непобедим. Даже в том случае, если Мортонсон умрет, как Лидеккер, когда надо будет кого-нибудь выбрать, то Куинн… – я сделал паузу. – А что ждет Мортонсона? Он доживет до выборов двухтысячного года?
– Я не знаю, – тихо сказал Карваджал.
– Вы этого тоже не знаете? Выборы состоятся через семнадцать месяцев.
Ваш диапазон ясновидения меньше семнадцати месяцев? Да?
– Сейчас – да.
– А он был когда-нибудь больше?
– О, да, – сказал он, – гораздо больше. Я видел иногда за тридцать-сорок лет вперед. Но не сейчас.
Я чувствовал, что Карваджал опять со мной играет. Рассердившись, я сказал:
– Есть ли шанс, что долгосрочное прогнозирование вернется к вам? И даст вам возможность увидеть, скажем, выборы две тысячи четвертого года? Или хотя бы выборы двухтысячного года?
– Не уверен.
Я обливался потом.
– Помогите мне. Мне крайне важно знать, попадет ли Куинн в Белый Дом.
– Зачем?
– Зачем? Затем, что я… – я остановился, с удивлением обнаружив, что мною движет только любопытство. Я решил работать на выборы Куинна.
Предположительно, моя решимость не была обусловлена знанием того, что я работаю на победителя. И все же, пока я думал, Карваджал мог ответить мне.
Я очень хотел знать. Я сказал, чувствуя себя неловко:
– Потому, что я очень связан с его карьерой. И я бы лучше себя чувствовал, если бы знал, как будут развиваться события. Особенно если я буду знать, что все наши усилия не пропадут даром. Я… гм… – я запнулся, чувствуя себя глупо.
Карваджал сказал:
– Я дал вам лучший ответ, который мог. Я предполагаю, что ваш человек станет президентом.
– В следующем или в две тысячи четвертом году?
– Если ничего не случится с Мортонсоном, то, кажется, у Куинна нет шансов до две тысячи четвертого года.
– А вы не знаете, что-нибудь может случиться с Мортонсоном? – настаивал я.
– Я сказал вам: у меня нет способности узнать это. Пожалуйста, поверьте мне, что я не могу видеть дальше следующих выборов. И как вы сами несколько минут назад отметили, вероятностная методика бесполезна в предсказании даты чьей-либо смерти. Я работаю с вероятностями. Мои догадки даже хуже, чем ваши. В стохастических материях вы эксперт, а не я.
– То, что вы говорите, означает, что ваша поддержка Куинна основывается не на абсолютном знании, а только на предчувствии.
– Какая поддержка Куинна?
Его вопрос, заданный таким невинным тоном, осадил меня.
– Вы же думали, что из него получится хороший мэр. И вы хотите, чтобы он стал президентом, – сказал я.
– Я думал? Я хочу?
– Вы вложили огромные деньги в кампанию по выборам его мэром. Что это, как не поддержка? В марте вы объявились в конторе одного из главных стратегов и предложили сделать все, что в ваших силах, чтобы помочь Куинну занять высший пост. Разве это не поддержка?
– Меня совершенно не волнует, победит ли Пол Куинн на следующих выборах, – сказал Карваджал. – Его карьера для меня ничего не значит. И никогда не значила.
– Почему тогда вы хотите вкладывать такие деньги в его предвыборную кампанию? Почему вы хотите вручать записки с предсказаниями будущего организаторам его кампании? Почему вы хотите…
– Хочу?
– Да, хотите. Я не так сказал?
– Желание не имеет к этому никакого отношения, мистер Николс.
– Чем больше я с вами говорю, тем меньше я вас понимаю.
– Желание подразумевает выбор, свободу, волеизъявление. Таких понятий нет в моей жизни. Я ставлю на Куинна, потому что я знаю, что я должен это сделать, а не потому, что я предпочитаю его какому-либо другому политику.
Я пришел в контору Ломброзо в марте, потому что я сам видел за несколько месяцев до этого, что я должен туда пойти именно в этот день, независимо от того, хотел бы я этого или нет. Я живу в этом разрушенном районе, потому что мне никогда не привиделось, что я живу где-то еще, и поэтому я знаю, что это мое место. Я говорю то, что я говорил вам сегодня, потому что эту беседу уже видел пятьдесят раз в кино своего взора. И поэтому я знаю, что я должен сказать вам такое, чего бы не сказал никому другому. Я никогда не задаю вопроса «Зачем?» В моей жизни нет неожиданностей, мистер Николс, нет принятия решений и нет волеизъявления. Я делаю то, что должен делать, и я знаю, что я должен делать это, потому что я видел, как я делал это.
