- Не знаю, не думала.
- Должна подумать, - наставительно произнесла она. - Нельзя животному без имени. Далила назвала своего вороного Ашкелоном, по имени города, откуда она родом, а Гиневра - Просперо.
- А у меня будет Ранет. Он же весь в яблоках.
- Ну что ж, Ранет, так Ранет, - согласилась Ипполита.
Мы пришли на поляну, где пасся мой Ранет. Рядом лежало седло.
- Смотри, - сказала амазонка, - сначала я покажу тебе, как седлать коня, а потом будешь это делать сама. Договорились?
Я кивнула.
То, что происходило в течение двух последующих часов, я, наверное, не забуду никогда в жизни. Сначала я пыталась влезть на Ранета, но животное в самый ответственный момент делало шаг в сторону, и я оказывалась на земле. Когда мне, наконец, удалось взгромоздиться на эту громадину, конь принялся высоко вскидывать зад. Я с ужасом вцепилась в холку, легла на шею своенравного Ранета и обхватила ее руками.
- Так, хорошо, хорошо, - подбадривала меня Ипполита.
Что может быть в этом хорошего? Трясясь, как на проселочной дороге в машине без рессор, я еле еле сделала два круга тихим шагом. Зубы щелкали друг о друга, руки были напряжены, ноги схватила судорога - в таком состоянии я не заметила, как стемнело.
- Все, - сказала Ипполита, - слезай.
Молча соскользнув с коня, я упала прямо в подставленные руки своей учительницы. Желание было только одно - лечь и помереть. Как я добрела до дома - неизвестно.
Увидев нас, Гиневра закричала:
- Девочки, ау! Сюда! Будем ужинать.
Но я, только вяло махнув рукой, расстегнула джинсы и брякнулась на кровать, заснув в падении на подушку.
Гурастун разбудил нас с рассветом.
- Пора вставать, уважаемые дамы, - крикнул он в окно.
- Сейчас, встаем... - послышались сонные голоса.
Открыв глаза, я хотела потянуться и не смогла. Дикая боль пронзила мои мышцы. Казалось, что на моем теле не осталось ни одного живого места. Боль перетекала с одной части тела в другую. Как я встану, как поеду?
Ипполита заметила мое состояние. Она подскочила ко мне и стала растирать мне ногу. Я завопила.
- Терпи, - приказала она, - так надо.
Далила взялась за мои руки, а Гиневра - за другую ногу. Я орала не переставая.
Как ни странно, боль постепенно стала отходить. Приятное тепло потекло по моим несчастным мышцам, и подруги отпустили меня. Пытаясь встать на ноги, я качнулась, выпрямилась и вихляющей походкой вышла из дома, чтобы умыться в прозрачном ручье. Вспомнив, какое действие оказала на меня вода, я не раздумывая разделась и прыгнула. Ипполита, увидев меня плывущей, поразилась и поспешила присоединиться ко мне. Вскоре мы уже плескались вчетвером, наслаждаясь последними спокойными минутами.
Из воды я вылезла, как заново рожденная. Нигде ничего не болело. Я почувствовала зверский голод и поспешила в беседку, где уже был накрыт стол. Гурастун завтракал с нами.
Поев, мы начали собираться. Приторочив сумки к седлам и надев свою амуницию, мои попутчицы вскочили на коней. Я смотрела на них со страхом.
- Ну что ты, Марина, давай! - крикнула Ипполита, и ее шлем сверкнул на солнце.
Набрав полную грудь воздуха, я разбежалась, подпрыгнула и... легко оказалась в седле. Удивившись такой прыти, я легонько тронула Ранета. Он послушно сделал несколько шагов. Я прочно сидела в седле.
- Молодец, Марина! - воскликнул Гурастун. - Теперь я вижу, что у тебя все в порядке. До свидания, дорогие мои!
И наша маленькая процессия двинулась к выходу из сада шаха Гаомарта восемнадцатого.
Глава седьмая,
в которой читатель становится свидетелем диспута о вере и штанах.
Весь город собрался нас провожать. Горожане, прознав каким-то образом, что мы едем на поиски наследника, собрались у ворот и вдоль главной улицы. Едва мы миновали огромных стражников, стоящих на посту, тотчас приветственные возгласы, крики и свист послышались со всех сторон. Мы не знали, как пробиться через толпу. Но Ипполита решительно направила своего Антиноя вперед, людская масса раздалась, образовав небольшой проход, через который нам удалось протиснуться.
Мнения, услышанные нами, были самые разнообразные - от надежды и пожеланий успеха, от выкриков восхищения красотой всадниц - до разочарования и улюлюкания. Не всем нравилось, что на такое ратное дело были выбраны женщины, и притом - чужестранки.
Досталось и моим очкам, и толстому заду Далилы, и грузной посадке Гиневры. Только Ипполита сидела как влитая на своем жеребце и невозмутимо смотрела вдаль. Когда толпа немного поредела, она пришпорила своего коня, мы припустились за ней, и вскоре вся наша четверка была за пределами городских стен.
Отъехав подальше от людских взоров, мы воспрянули духом. Я слегка расслабила мышцы, Гиневра с Далилой сблизили своих коней и принялись чесать языками, но Ипполита по-прежнему скакала перед нами на несколько корпусов впереди.
В седле я держалась на удивление легко. Будто и не было вчерашней изнуряющей усталости и утренних болей в растянутых мышцах. Гиневра поравнялась со мной.
- Слушай, Марина, меня тревожит одна мысль. Эти, - она кивнула на всадниц, - язычницы и ничего не понимают... А ты? Ты веришь в Господа?
- Какого господа? - не сразу сообразила я.
- Ох! - Гиневра возвела очи горе и наверняка причислила и меня к язычницам. - В Господа нашего Иисуса?
- Нет, не верю, а зачем?
Блондинка даже отпустила вожжи и схватилась руками за голову. Ее щеки запылали. Она не знала, что делать. То ли пуститься от меня вскачь и присоединиться к завзятым язычницам, которые слыхом не слыхивали о ее Господе, то ли переубедить меня и обратить в истинную веру. Все это можно было прочитать на бесхитростном лице Гиневры, супруги христианского короля.
- Послушай, - сказало я мягко, - я пришла из мира, где твой Иисус уже две тысячи лет как родился. Кто знает, был он, не был? Тем более, что я из страны, где большинство населения исповедует ислам.
Гиневре стало совсем худо.
- Так ты сарацинка! Из тех, кто держит у себя в неволе гроб господен. Как я обозналась! Наш Людовик святой всю жизнь посвятил войне с сарацинами! Но они темные, как шоколад, а ты рыжая! - ее голос крепчал, она не видела ничего вокруг, и мне вдруг показалось, что вот-вот она набросится на меня с кулаками, защищая свою веру и реноме своего Господа.
Нет, меня всю жизнь, неважно, где я нахожусь, будет преследовать рок. Сколько же я натерпелась из-за своего цвета волос...
- Что тут за крики? - это подъехали к нам Ипполита с Далилой.
- Не знаю, - сидя на Ранете, мне как-то удалось пожать плечами. - Гиневра выясняет, какой я веры, и ей что-то не нравится.
- Странно, - задумалась Ипполита. И обратясь к источнику беспокойства, спросила: "А ты приносишь ежегодные дары в храм Афродиты? И когда ты последний раз участвовала в дионисовых мистериях?"
