Папина каморка, первоклассная каюта, парадный карниз…
Подходит!
Не медля, я толкнул дверцу, пока в голове не сложилась ненужная чушь. За дверцей темнел узкий коридор. Кстати, коридор тоже на «К», но придумать ему логичную «П» я не успевал, потому что полз, скользя ужом по отполированному дереву. Полированный комод, чёрт побери! Сгинь, ты мне не подходишь, ибо у каждого комода дверцы в одну сторону.
Если это и был комод, то дверцы у него открывались в разные стороны. По крайней мере, та, к которой я подобрался вплотную. Но что за ней?
А у тебя есть варианты?
Не размышляя, я толкнул дверцу прочь и выполз… Куда бы вы думали? Правильно, на карниз. С карниза свисали ледяные глыбы. Ох, и снегу же намело на гигантские сосули. Зато мне никто не мог помешать съехать вниз словно с горки. Я славно покувыркался в сугробе, выкатился на расчищенную дорогу и только теперь обнаружил, что держу в руках шубу Деда Мороза, прихваченную с вахтёрского стула.
Скинуть дублёнку и зашвырнуть её через ближайший забор было делом нескольких мгновений. Следом туда полетела трость. И скоро перед жителями города стоял самый настоящий Дед Мороз, тревожно оглядывающийся на дворец.
Уяснив, что с этой стороны Зимними Снайперами не пахнет, дедушка перевёл взгляд вперёд, осматривая полузанесённые снегом избушки, а потом опустил взор ниже, видимо, чтобы в очередной раз проверить наличие сапог. Но не успел, взор испуганно вздрогнул и упёрся в старушку, глядящую на дедушку снизу вверх.
— Покаяться тебе надо, милок, — сказала она, перекрестив меня пучком сжатых пальцев, — грехи замолить.
Указав на покосившуюся церквушку, она засеменила прочь.
Я остался в непонятках. А кто мне скажет, чья это территория: Деда Мороза или Нового Года? Кто я тут такой: подлый шпион или храбрый разведчик? К сожалению, старушка уже успела уйти далеко. Вздохнув, я побрёл к храму, прикидывая, насколько верным было моё стремительное переодевание.
Над входом в церковь красовалась большущая открытка, где довольнёхонький Дед Мороз держал в руках конверт. На ёлке горели разноцветные огни, и уносился куда-то зелёный поезд.
Портрет красношубого дедушки меня успокоил. Свои, как никак. Поэтому в церковь я вошёл без всяких опасений.
Внутренняя обстановка не напоминала христианский храм. Плоские стены, не слишком высокий чисто выбеленный потолок. А на стенах ни сантиметра свободного пространства. Яркие листки походили на вездесущие рекламные проспекты. Однако именитых брэндов и логотипов глаз не зацепил. Вглядевшись, я понял, что на каждом листе присутствовало изречение и цветная иллюстрация к нему.
«Не решай, да не решаемым будешь», — гласило самое крупное. Над чёрными буквами важно восседал Дед Мороз, туго затягивающий мешок.
Ага! Знакомая, скажу, картинка. Не будь я Дед Мороз, если эту страничку не вырвали из «Мастера и Маргариты». На иллюстрации стояло проклятое войско, в ожидании королевы. А хозяин вечеринки устало сидел в кресле, посматривая на шахматную доску, только вместо фигур по клетчатому полю развернулось четверостишие:
Пушистый снег летит с небес,
Шампанским пенятся бокалы,
И Новый Год, как царь чудес,
Приходит к нам с полночным балом.
Рядом красовалась яркая листовка, где убелённый сединами старец в красной шубе хитро прищуривал глаза, взирая сверху на людей, задравших головы, да так и застывших в восхищении:
Надежда вера и любовь,
Как звезды вспыхнут в эту полночь,
И Дед Мороз как добрый Бог,
Услышит нас и все исполнит.
Я переходил от стены к стене, разглядывая странные листочки. Вроде бы библейские цитаты, но причём тут тогда Дед Морозы? По центру прилепили огромный плакат с золотой рамкой.
Он приходит в зимний вечер
Зажигать на елке свечи.
Бородой седой оброс,
Кто же это?..
Сквозь буквы сурово взирал Дед Мороз-отец, смиренный взгляд Деда Мороза-сына наполнялся жалостью, а над ними парил Дед Мороз-дух святой, сотканный из снежинок. Тут же приклеили десять заповедей, а вот и «Слово божье», вернее, уже Дед Морозовское.
Глыба белого льда. Глыба чёрного льда. А между ними нескончаемая очередь. И над самыми головами:
«И Дед Мороз придёт
И поведет с собою нас
В счастливый Новый Год».
А это что за страшила среди скотного двора? В шумную компанию свиней, петухов и коз ненароком затесался даже дракон. Пришлось вычитывать мелкую надпись:
«Но с небес на это строго
Посмотрел японский бог.
И сказал: „Пора, ей-богу,
Прекратить переполох!“
Ну нет. Я уж лучше поближе к красношубым богам. Свои, как-никак. В обиду не дадут… наверное.
Качнется стрелка на часах минутой первого,
И все начнется с января, как будто с белого,
Как будто с нового и чистого листа,
С ещё не тронутого кистию холста.
Под стихотворением сидел донельзя огорчённый Дед Мороз и объяснял волчонку-недорослику: „Всё! Всё, что нажито непосильным трудом…“ Волчонок не сочувствовал. Ему нечего было терять. Ни перед Новым Годом, ни перед кем-то ещё.
Нам вдали струит сиянье яркая звезда
И зовет нас в царство знанья, правды и труда,
С твердой верой, с новой силой мы пойдем вперед…
Здравствуй, гость наш легкокрылый! Здравствуй, Новый год!..
Над седой равниной, оконтуренной полосой зари сверкала утренняя звезда, но саму картинку кто-то перечеркнул кривым крестом.
Долго рассматривать картинки не дали. Сверху загремел густой, звенящий сосульками голос. Он отражался от стен, он дрожал в каждой клеточке моего тела, словно пейджер в виброрежиме.
— Несмотря на твои ошибки, — возвестил голос, — тебе выпал шанс искупить вину, принеся пользу всему человечеству. Только ты и только сегодня сможешь выявить волка в стае овец, в какие бы шкуры он ни рядился. Внемли мне, и ты станешь спасителем рода людского.
Я испуганно уставился на ближайшую стену. Сейчас зачитаю дюжину табличек, и мне уже не будут слышаться голоса, пропитанные патриотизмом и всеобщей сознательностью. Однако взгляд тут же наткнулся на следующий отрывок: „И чтобы явить чудо и заставить уверовать сомневающихся, Он выстроил ряд и выбрал одного. И услышал избранник глас свыше, и зашатался в испуге, ибо, познав очевидное, не мог не верить“.
Что было нарисовано над изречением, осталось неведомым, потому что верх бумажки заклеивал плакат, где Дед Мороз с лихо заломленной на затылке шапкой втыкал указующий перст в невольного зрителя и вопрошал громогласно: „Ты уже встретил Новый Год?“.
