– Я хотел бы обсудить это с вами с глазу на глаз, – сказал помощник директора. – Можно к вам прилететь? Только не забудьте отключить силовой барьер, когда я…
– А его уже нет, – спокойно ответил Пастор. – Я перестал в него верить, и он исчез. От моего дома тоже мало что осталось. Я оставил видеофон и кусок стены, потому что обещал вам позвонить. Но теперь… даже не знаю. О чем нам говорить?
– Об уравнении? – предположил Пелл.
Лицо Пастора резко помрачнело.
– Нет, об этом я разговаривать не хочу.
Дюбро заметил, что Пелл подает ему сигнал.
– Извините, – сказал он и быстро вышел из кабинета.
Ему потребовалось три минуты, чтобы вызвать вайомингскую скорую помощь и попросить, чтобы отправили вертолет на гору, где живет Пастор.
Дюбро вернулся в кабинет и встал за спиной у Пелла. Пастор еще говорил:
– …Невозможно в точности объяснить вам теорию. Там участвуют переменные, с которыми вы вряд ли согласитесь. Но на практике они весьма эффективны. Я всего-навсего приложил волевое усилие, и мой дом исчез.
– И это неотъемлемая часть уравнения?
– Разумеется.
– Не понимаю, как…
– Вот так, – сказал Пастор.
Его морщинистое лицо мучительно сосредоточилось. Он поднял руку и указал. Дюбро вдруг напрягся всем телом.
– Вас не существует, – сказал Пастор Пеллу.
И Сет Пелл исчез.
Кэмерон собирался пообедать в своем кабинете. На столе уже стоял нагруженный едой поднос. Директор сунул ложку в луковый суп и поднес ко рту.
Края ложки вдруг утолстились, загнулись, превратились в холодные металлические губы.
И поцеловали Кэмерона.
Часть вторая
Глава 7
Кабинет ничуть не изменился, и это само по себе казалось чудом. Стол мог бы отрастить крылья, пластмассовый монитор – зашагать прочь, неуклюже переваливаясь с угла на угол, а Белая Королева – прыгнуть, как положено, в супницу. Но кабинет остался прежним. Нелогичное происходило на фоне абсолютно логичного и знакомого. Гномье лицо Эмиля Пастора моргало перед Дюбро с экрана, а за ним виднелась полуоткрытая дверь в кабинет Пелла.
– Вот так, – тихо повторил Пастор. – Вот так я это делаю, мистер Дюбро.
Неопределенный психоз. Впрочем, дальнейшее течение болезни можно было предсказать. Невероятным являлось лишь то, что психоз Пастора был основан на парадоксе. Он сошел с ума и был убежден, что может заставить предметы исчезнуть одной лишь силой воли.
И в самом деле мог. Исчез даже Сет Пелл.
Дюбро не в силах был пошевелиться, настолько его потрясло случившееся. Но постепенно разум включился и осознал опасность. Если в кабинет кто-нибудь войдет – директор или кто-то другой, – и без того шаткая психика Пастора может окончательно развалиться. Ученый несет груз ответственности, а с ним – бомбу, способную взорвать все мироздание.
Когда отказывает способность планировать, включаются привычки. Дюбро смутно почувствовал, что должен сделать целую кучу вещей, но первым делом необходимо было успокоить Пастора. Несмотря на то что с его практики на базе Департамента психометрии и в больницах прошли годы, старые привычки не забылись. Дюбро стал видеть перед собой пациента.
Он намеренно отбросил все мысли. Изучил лицо Пастора. Видимые симптомы? История болезни? Эта чудная лаборатория в Скалистых горах, экстравагантная разнородная мебель, нестандартные цветные сюжеты для «Волшебной страны», а главное, то, что среди множества способностей, которые, очевидно, предлагало уравнение, Пастор выбрал именно эту – контролируемое уничтожение – что означает? Разгадка личности ученого лежала где-то близко, но лишь сейчас Дюбро начал это чувствовать.
Сентиментальность. Фотография жены и детей Пастора – эмоциональный призыв?
Идиопатическая аморальность, недостаток эмпатии, чрезмерный эготизм – все это могло подтолкнуть Пастора к тому, чтобы как ни в чем не бывало стереть человека с лица земли. Так ребенок ломает игрушки.
Игрушка для ребенка то же самое, что человечество для доктора Эмиля Пастора…
В точку. Подсознательный мотив. Убийственная рационализация. Безумец может возомнить себя Христом, наделать себе ран-стигматов и потом искренне верить, что эти раны чудесным образом появились сами собой. Доказательства же налицо. Но разум Пастора работает очевиднее. Сначала он выбрал и приобрел способность, доказывающую реальность его роли, и сделал это, не осознавая, что стал богом.
Чистейшей воды параноидальный эготизм. Безупречно рационализированное безумие!
– Вы что, не заметили, что я сделал? – спросил Пастор. – Пропустили…
– Да видел я, видел, – к собственному удивлению, не закричал, а спокойно ответил Дюбро. – Просто удивился, вот и все. Пережил, как говорится, весь спектр эмоций. Инстинктивно попытался рационализировать. – Он специально выбирал слова с нужной эмоциональной окраской.
– Рационализировать? – удивленно посмотрел на него Пастор. – У вас ничего не выйдет. Это могу только я. Вы не в состоянии понять, что все вокруг пусто, как мыльный пузырь. Вы инстинктивно принимаете ожидаемое. Я же получил особые способности, потому что я скептик.
– Пожалуй, это так, – согласился Дюбро. Соглашаться вообще без возражений означало бы послать неправильный сигнал, но провоцировать ожесточенный спор было опаснее, ведь физик легко мог еще раз продемонстрировать свою правоту. – Но все-таки я рад, что вы не забыли мне позвонить. Ваша сила поистине чудесна. Чудесна, я правильно говорю?
– Не знаю, – улыбнулся Пастор. – Я и сам удивлен. До сих пор не осознал, есть ли у нее границы.
– Да, это серьезная ответственность.
Это замечание физику явно не понравилось. Он поморщился.
– Не то чтобы я интересовался вашими планами, – быстро продолжил Дюбро, едва не сказав «хотел давать вам советы».
Он разгадал личность Пастора. В истории уже был человек, оборудовавший убежище высоко в горах, где, как в сорочьем гнезде, царил беспорядок и стояла безвкусная мебель [84]. Тот человек увлекался оккультизмом, в то время как Пастор сочинял необычные цветовые целительные программы. Да, у доктора Эмиля Пастора было много общего с Адольфом Гитлером.
– Моими планами? – Пастор задумался. – Я не хочу…
– Я в высшей степени заинтригован, – настаивал Дюбро. – Доктор Пастор, вам теперь подвластны настоящие чудеса. И вы куда больше моего смыслите в возможностях. Помните, вы показывали мне одно из ваших сочинений для «Волшебной страны»?
– Да, но вас оно не слишком заинтересовало.
– Еще как заинтересовало, просто я решил не отвлекать вас от дел. Но увиденного было достаточно, чтобы понять, насколько богато ваше воображение. Теперь вы сможете создавать куда более масштабные произведения.
Пастор кивнул:
– Пока что я только уничтожаю. Думаете, это неправильно? Не знаю, смогу ли я создать…
– «Правильно» и «неправильно» – субъективные понятия. От них пора отказаться. – Дюбро произносил опасные, но необходимые слова. Он пытался достучаться до подсознания Пастора, которое осознавало себя богом, в то время как сознание еще не прониклось этой идеей. – Как я уже говорил, я рад, что вы позвонили. Пусть я не
