— А как же? Запросто. Сказать по правде, у нас сейчас свободных комнат полно. Орки что-то последнюю неделю совсем острожали. Команды с кораблей в город перестали пускать. Так что хозяин нынче хоть и бесится, а больше золотого с носа за комнату брать никак не получается. То есть с вас-то он попытается взять побольше, но вы-то, — он хитро подмигнул, — парни не промах.
И служка угодливо захихикал. Да уж, похоже, деньги делали с жителями земли Глыхныг настоящие чудеса…
Из города они вышли следующим утром. Как оказалось, для того чтобы передвигаться на лошадях, чужеземцам требовалось особое разрешение, какого у них не было. А наведываться в надзорную, памятуя о том, как получены их основные бумаги, Трой не рискнул. Так что они двинулись пешком. Что, как выяснилось, оказалось вполне удачным решением. Поскольку, остановившись вечером в придорожном трактире, они нарвались на очередного словоохотливого служку, у которого выяснили, что Беневьер тоже двигался этой дорогой. Причем сам он шел пешком, как и отряд вооруженных орков, который его охранял. Но командовал отрядом шаман, помощник заговоруна, который ехал в повозке. И потому отряд передвигался не шибко споро. Там же и выяснилось противоречие насчет Больших людей. Оказывается, болезнью под названием политкорректность (вот ведь дурацкое слово) страдали в основном те, кто относил себя к обеспеченному слою, более всего опасавшемуся как-то задеть или, не приведи боги, оскорбить хозяев-орков. Ибо, как выяснилось, подушной подати, платить каковую обязаны были любой городской и сельский округ, можно было избежать, выкупив на рынке раба-чужеземца или сироту и отдав его вместо своей очереди. И потому обеспеченные и богатые могли попасть в котел только по решению какого из орков… А простой люд, которому это было не по карману, продолжал величать орков по-старому. Даже с некоторой мстительностью стараясь делать это в присутствии обеспеченных сограждан, явно наслаждаясь нервозностью последних. Да уж, эта старательно именуемая благословенной земля Глыхныг оказалась не столь уж благословенной и даже не совсем умиротворенной…
И хотя эта информация никак не приближала их к намеченной цели, зато при случае могла помочь выжить.
За следующие четыре дня они дважды ночевали в трактирах, в которых останавливались Беневьер с сопровождающими. Причем в одном им даже не понадобилось затевать разговор о «рыжем». Просто они так сильно выделялись среди толпы упитанных, толстых и просто чудовищно грузных глыхныгцев своим телосложением, что очередной служка сам завел разговор о «таком же парне, которого охраняла целая толпа орков». Арил лениво выслушал его болтовню, а потом заявил:
— Парень, нам об этом типе все уши прожужжали. Отстань! Не волнует он нас, и лучше б его вообще не было.
Служка было обиженно замолчал, но серебряная монетка тут же вернула ему доброе расположение духа. А Трой вновь довольно кивнул про себя. Арил снова показал свое мастерство. Ибо, во-первых, из болтовни служки они все равно узнали, что пока двигаются правильным маршрутом и, во-вторых, после этого разговора на их маршруте, буде кто вздумает его проследить, остался человек, который будет утверждать, что их совершенно НЕ интересовал тип, сопровождаемый орками. Старик Сайя очень много рассказывал о ходивших среди чужеземцев слухах об ищейках орков — специально обученных людях, подчиненных надзорщикам за чужеземцами, которые специально выслеживали тех, кто, как казалось оркам, несет угрозу их власти в земле Глыхныг. Некоторые из них вели обычную жизнь простого глыхныгца, просто держа раскрытыми глаза и уши, некоторые маскировались под купцов, погонщиков или бурлаков, а некоторые вообще притворялись иноземцами. Чтобы, выискав крамолу, навести на опасных чужеземцев стражу орков. Впрочем, те же слухи утверждали, что они не брезговали и самими глыхныгцами…
Через неделю они сократили расстояние между собой и Беневьером почти на шесть дней. Беневьер с сопровождающими действительно двигались крайне неторопливо. Впрочем, вряд ли в этом была вина Беневьера. Трой сильно сомневался, что варвару-чужеземцу было позволено хоть как-то влиять на скорость движения отряда. Тем более что из рассказов служек у Троя сложилось впечатление, что сам Беневьер отнюдь не был так уж воодушевлен своим предательством. И не производил впечатления человека, подпрыгивающего от нетерпения в ожидании награды. Скорее уж он был похож на того, кто просто покорился судьбе. И это рождало в голове Троя сонм вопросов по поводу того, что же заставило Беневьера пойти на такой чудовищный шаг, грозящий гибелью или порабощением всем людям этого мира.
В тавернах он говорить об этом опасался, но на дороге они с Арилом обсудили эту тему. И Арил, сначала настроенный считать Беневьера обычным подонком, не видящим перед своим носом ничего, кроме возможности урвать монету (а вот такие возможности подобные типы, как правило, видят отлично и способны различать их даже там, где обычные люди не видят ничего, кроме обмана, подлости и предательства), после нескольких высказанных Троем выводов и сам призадумался. А затем осторожно предположил:
— Знаешь, все твои мысли мне по-прежнему кажутся излишне заумным мудрствованием. Жизнь, как правило, штука очень простая. И самое простое объяснение человеческому поступку чаще всего оказывается и самым верным. Но если предположить, что ты прав, то, скорее всего, этот червяк Эгмонтер посадил этого самого Беневьера на какой-нибудь магический поводок.
— Магический поводок? — озадаченно переспросил Трой.
Арил насмешливо посмотрел на него.
— И чему тебя учили в этом Университете? Это же самая популярная страшилка любой дворовой подворотни. Всякие там привязанные души, призрачные узы и амулеты совершенной верности.
Трой надолго задумался, а потом спросил:
— А они что, действительно существуют?
Арил пожал плечами:
— Да кто его знает? Я ни разу ни с чем таким не сталкивался. Но знаю не одну дюжину людей, которые утверждали, что знают людей, которые знали людей, угодивших под нечто подобное. Просто бают, что без темных сил такого не сварганишь, а сам знаешь, как у нас за этим следят… Так что хочешь — верь, хочешь — нет. Но, судя по тому, как в твоем изложении выглядит поведение этого Беневьера, он производит впечатление человека, явно считающего, что у него нет другого выхода, кроме как повиноваться воле этого червяка — Эгмонтера. А я не знаю, чем еще Эгмонтер мог бы привязать к себе такого типа, как Беневьер.
— Вспомни, что нам про него понарассказывали воровские вожаки в Месшере и столице графства Антоне. А ведь они явно знают не обо всех его делишках. Тем более что червяк-то в темных искусствах поднаторел. Помнишь, что Гмалин говорил после той битвы?
