— О, конечно! — торопливо заговорил Амадиро. — Ведь это никакой не компромисс. Население Земли численностью свыше восьми миллиардов вдвое превосходит население всех космомиров, взятых вместе. Люди Земли живут недолго и приспособились быстро восполнять свои потери. У них отсутствует уважение к индивидуальной жизни. Они облепят новые миры, размножаясь с быстротой насекомых, и завладеют Галактикой, когда мы только приступим к её исследованию. Предложить Земле якобы равную возможность освоения Галактики — значит подарить её им, так какое же тут равенство? Земляне должны ограничиться Землей.
— Что скажете на это вы, доктор Фастольф? — осведомился председатель. Фастольф вздохнул.
— Моя точка зрения известна, и, полагаю, мне не нужно вновь её излагать. Доктор Амадиро планирует использовать человекоподобных роботов для освоения планет, на которые затем переселятся аврорианцы-люди, но у него человекоподобных роботов пока нет. Он не способен создать их, но и будь они у него, этот проект обречен на неудачу. И компромисс возможен, только если доктор Амадиро согласится в принципе, что земляне всё-таки будут участвовать в заселении новых миров.
— В таком случае компромисс невозможен, — сказал Амадиро.
Председатель недовольно поморщился.
— Боюсь, одному из вас придётся уступить. Я не допущу, что-бы Аврору раздирала буря эмоциональных противоречий по столь важному вопросу. — Он посмотрел на Амадиро подчеркнуто без всякого выражения. — Вы намерены использовать выведение робота Джендера из строя как аргумент против взгляда доктора Фастольфа, не так ли?
— Да, намерен, — подтвердил Амадиро.
— Довод чисто эмоциональный. Вы собираетесь утверждать, что Фастольф пытается подорвать ваш план, ложно внушая, будто человекоподобные роботы менее эффективны, чем в действительности.
— Именно этого он и добивается…
— Клевета, — негромко произнёс Фастольф.
— Нет, не клевета, если я докажу это, а я докажу! Пусть этот аргумент эмоционален, но он неопровержим. Вы ведь видите это, господин председатель, не так ли? Победа, конечно, останется за моими взглядами, но не без прискорбных осложнений. Мне кажется, вам следует убедить доктора Фастольфа смириться с неизбежным поражением и избавить Аврору от трагической процедуры, которая ослабит наше положение среди космомиров и подорвёт нашу веру в себя.
— Как вы можете доказать, что доктор Фастольф вывел этого робота из строя?
— Он сам признает, что он — единственный человек, который мог бы это сделать. Как вам известно.
— Да, — сказал председатель. — Но я хотел, чтобы вы подтвердили это мне — не своим последователям и не средствам массовой информации, а лично мне в частной беседе. Как вы и сделали. — Он обернулся к Фастольфу: — А что скажете вы, доктор Фастольф? Вы действительно единственный человек, который мог бы вывести этого робота из строя?
— Не оставив никаких следов физического насилия? Да, насколько мне известно, никому другому это не удалось бы. Не думаю, что доктор Амадиро настолько силен в робопсихологии, и не перестаю изумляться, что, основав Институт робопсихологии, он с такой готовностью во всеуслышание объявляет о собственной некомпетентности, даже имея за спиной всех своих сотрудников. — Он насмешливо улыбнулся Амадиро.
Председатель вздохнул:
— Доктор Фастольф, обойдёмся без риторики, без сарказмов и тонких шпилек. Что вы можете сказать в своё оправдание?
— Только одно: никакого вреда Джендеру я не причинял. И не утверждаю, что это сделал кто-то ещё. Игра случая — принцип неопределённости проявил себя в конкретных позитронных связях. Редко, но бывает. Пусть доктор Амадиро признает, что это была случайность, что никого не станут обвинять бездоказательно, и тогда мы сможем обсудить предлагаемые варианты соглашения, исходя только из их весомости.
— Нет, — сказал Амадиро. — Вероятность случайной гибели робота слишком мала — заметно меньше, чем вероятность того, что её вызвал доктор Фастольф. Настолько меньше, что снять вину с доктора Фастольфа было бы безответственно. Я не отступлю, и победа останется за мной. Господин председатель, вы знаете, что победа будет моей, и мне кажется, что единственным разумным шагом будет принудить доктора Фастольфа смириться с поражением во имя всепланетного единства.
— А это, — быстро перебил Фастольф, — прямо связано с расследованием, которое, по моей просьбе, ведёт мистер Бейли с Земли.
— Шаг, против которого я возражал с самого начала, — столь же быстро сказал Амадиро. — Этот землянин, возможно, умелый следователь, но он не знает Авроры и ничего не сможет тут сделать. Если, конечно, не считать всяких клеветнических измышлений, из-за которых Аврора может быть выставлена перед кос- момирами в недостойном и смешном виде. Уже в десятке важных гиперволновых программ десятка космомиров встречались сатирические заметки на эту тему. Записи были отправлены в вашу канцелярию.
— И были доведены до моего сведения, — сказал председатель.
— На Авроре многие возмущены, — гнул своё Амадиро. — Позволить этому расследованию продолжаться было бы в моих эгоистических интересах. Оно лишает Фастольфа поддержки общественного мнения и голосов в Законодательном собрании. И чем дольше оно продлится, тем вернее будет моя победа, но оно компрометирует Аврору, и я не хочу получать выгоду от того, что наносит ущерб моей планете. Со всем уважением, господин председатель, я рекомендую положить расследованию конец и теперь же убедить доктора Фастольфа добровольно согласиться с тем, с чем он волей-неволей будет вынужден смириться, заплатив куда более высокую цену.
— Не отрицаю, — сказал председатель, — что, возможно, согласие на это расследование было дано доктору Фастольфу несколько необдуманно. Но повторяю — возможно. Признаюсь, я предпочел бы прекратить его. Тем не менее землянин (присутствия Бейли он всё ещё словно не замечал) провёл здесь некоторое время…
Он замолчал, как будто ожидая от Фастольфа подтверждения, и тот поспешил сказать:
— Сегодня третий день, как он занимается расследованием.
— В таком случае, — объявил председатель, — мне кажется, будет только справедливо, чтобы, перед тем как запретить расследование, я выяснил, не установил ли он уже что-либо.
Председатель снова замолчал, и Фастольф, взглянув на Бейли, чуть заметно кивнул.
— Господин председатель, — сказал Бейли негромко, — мне не хотелось бы говорить без приглашения. Мне задан вопрос?
Председатель нахмурился и, не глядя на Бейли, произнёс: