Кир Булычев - Последние драконы

Ознакомительная версия.

Гродно и Пегги при разговоре не присутствовали, и к счастью — довольно было и того, что они наблюдали на экране неудачный визит комиссара в прошлое.

В конце концов Милодар дал слово, что в течение недели ценности будут переданы владельцам, и сам увез Лицо в Монте-Карло, чтобы вельможа мог продолжить транжирить государственные деньги за столом рулетки, которую и держат-то в Монте-Карло, занятом под океанографический институт, для инопланетных лиц подозрительного происхождения, представляющих потенциальную опасность для Земли.

Надо сказать, что последующие сутки комиссар провел как во сне.

Через каждые полчаса он звонил в лабораторию, где ему издевательски вежливо сообщали, что пациент Орват еще не пришла в себя и общение с ней невозможно. Затем комиссар отвечал на запросы из Галактического центра и на звонки из Монте-Карло пьяного, но настырного Лица. Так что когда Лицо заявило, что продулось в пух и возвращается к Милодару, тот в ужасе перевел ему факсом половину своей утром полученной зарплаты за июнь.

Наконец к вечеру следующего дня Гродно разбудил комиссара, прикорнувшего, положив руки на стол, а голову на руки.

— Ваш агент, — сообщил профессор, не скрывая усмешки, ведь он понимал, в каком душевном состоянии находится шеф ИнтерГпола, — пришла в себя. Она может и хочет разговаривать с вами и все вам рассказать.

Милодар прилетел в лабораторию через двадцать минут, для чего ему пришлось нарушить правила движения в стратосфере, — на штрафы пришлось отдать вторую половину зарплаты. «Плохо, — подумал он, снижаясь над строениями института, — дома остались только консервы «Печень трески» и ванильные сухари».

Милодар ворвался в небольшую палату, где Кора возлежала на массажном столе спиной кверху, а массажистка из Японии стремительными движениями разминала ее опавшие мышцы.

— Привет, — сказал комиссар, словно случайно проходил мимо и заглянул на огонек. — С возвращением тебя.

— Здравствуйте, комиссар, — обрадовалась Кора. — У меня и на самом деле такое ощущение, будто я провела эти месяцы не в ванночке, а в далеком путешествии.

— Значит, ты была в контакте со своей прапрабабушкой? — спросил Милодар. — Это самое важное.

— Да, я была в контакте и не всегда хотела быть в контакте. Но внутренним взором я все время видела, что происходит вокруг Дороти. А это немало.

— Это немало, — согласился Милодар. — Но операцию ты провалила.

— Вы так думаете? — равнодушно спросила девушка. — Тогда я ничем не могу вам помочь.

— Нет, ты скажи, где предметы? Лицо из Эпидавра инкогнито в Монте-Карло мою зарплату проигрывает, а я не могу сказать, где вещи. Полгода ухлопали зазря! Придется тебя гнать. Гнать в шею!

— За что? — спросила Кора, нежась под умелыми руками массивной массажистки. — За то, что я спала в гробу? За то, что я пожертвовала организации полгода моей драгоценной жизни? За что, комиссар?

— Хорошо! — сказал профессор Гродно, который контролировал состояние Коры по приборам. — Реакции адекватные, возбудимость отличная. Физическое состояние мы восстановим через несколько дней.

— А где вещи? — упорствовал комиссар.

— Если я не ошибаюсь, комиссар Милодар, — сказала по-английски Кора, — то вы последний наш современник, который только вчера держал в руках Зеркало Зла. Где же оно?

— Но ты же знаешь, что это была моя голограмма! Не может же голограмма носить предметы за триста лет.

— С вами, комиссар, никогда нельзя быть уверенной, — возразила Кора. — Я не удивилась бы, если бы вы сейчас достали зеркало из-за пазухи.

Она сказала это так уверенно, что все присутствующие в комнате поглядели на комиссара в ожидании, что он вытащит зеркало и покажет.

— Простите, — мрачно произнес комиссар, — я не фокусник и голубей за пазухой не таскаю.

— А жаль, — сказала Пегги, давно уже разочарованная в комиссаре. Она назло ему напялила зеленый парик.

Массажистка быстро избила ребрами ладоней спину Коры, и ее руки спустились ниже талии девушки. Комиссар зачарованно следил за руками японки.

— Что же будем делать, комиссар? — спросила тогда Пегги, которой, по сути дела, не стоило бы вмешиваться в дела полицейские, но за полгода она настолько сжилась с приключениями в восемнадцатом веке, словно сама там жила.

— Да, что будем делать? — повторил вопрос комиссар, поворачиваясь к Коре.

— Будем искать, — ответила Кора. — Вы узнали дальнейшую судьбу моих предков?

— А ты? — спросил Милодар.

— Тогда вы начинайте, — сказала Кора, — а я буду вас поправлять. Ведь я могу лишь чувствовать, правы вы или нет, так как за эти полгода я как бы побывала внутри всех моих предков. Но зачастую я не понимала, с кем имею дело.

— Хорошо, — сказал Милодар. — Пегги, принеси мне кофе, только покрепче.

— Слава богу, настоящий, — сказала Пегги и пошла в соседнюю комнату, где стояла кофеварка.

— По данным земных архивов, которые не всегда полноценны, за исключением Англии, давшей нам наибольшую долю информации, — произнес Милодар, поглядывая на дисплей карманного справочника, — некая Мэри-Энн Форест зарегистрирована в книгах города Лондона как вдова лесника Фореста. У нее было двое детей.

— Какое великое открытие, — заметила Пегги, ставя перед комиссаром чашку кофе. — Этого мы не знали!

— Пегги, я тебя умоляю! — остановил ассистентку профессор Гродно. — Держи себя в руках.

— Молчу, милый, молчу, — ответила та. — Тебе тоже кофе налить?

Из чего можно заключить, что, разочаровавшись в Милодаре, Пегги возвратилась к профессору.

— Двое детей, Майкл и Дороти. Но после 1804 года следы этого семейства исчезают. Мы даже не узнали, вернулась ли Дороти домой.

— Все правильно, — согласилась Кора. — Моя Дороти и Алекс не решились вернуться в Англию под своими именами. И правильно сделали. Они посетили Лондон, они видели Мэри-Энн и Майкла, они рассказали матери о переменах в их судьбе и о том, что теперь она — наследница лигонского престола. Конечно, это нелегко понять лондонской шляпнице, но старый мамин друг Фан подтвердил слова Дороти. Дороти поделилась с матерью своими богатствами, и та, взяв с собой Майкла, уплыла в Бирму. Сама же Дороти, пожив некоторое время в Лондоне под чужим именем, все же поддалась настойчивым уговорам жениха и уехала с ним в Италию, где они и прожили до тех пор, пока Наполеон не завоевал Польшу. Тогда путь на север был открыт. Когда они приехали в Польшу, то были женаты уже семь лет и у Дороти было двое детей — Тадеуш и Зося. Но здесь в моих чувствах наступает темная полоса… я не все вижу, не все понимаю… Наступает полоса горя, тоски, я чувствую это, но не все понимаю… Мне нужно понять, куда делся Александр Фредро, польский дворянин, владелец имения под Люблином.

Ознакомительная версия.