— Что будем делать, муж мой?
— Пойдем отсюда, — сказал я. — Здесь нам нечего делать.
Я повернулся и поглядел на далекие голубые луга.
— Пойдем туда, — махнул я рукой, — на юг. Может остальным пришло в голову то же решение.
Женщина кивнула, соглашаясь, кряхтя взвалила на спину тюк, и мы двинулись в дорогу.
Солнце стояло уже высоко в небе, когда мы заметили на западе коричневую фигурку на велосипеде, старающуюся нас догнать. Было в ней что-то знакомое... Нет, невероятно...
Но так оно и оказалось.
— Шуга! — закричал я. — Ты жив!
Он терпеливо посмотрел на меня и слез с велосипеда.
— Конечно я жив, Лэнт. А ты как думал? — он помолчал, разглядывая высохшую грязь, облепившую нашу одежду.
— Что с вами приключилось?
— Мы были в деревне. И видели агонию гнезда Пурпурного. Но умирать оно отправилось в горы, и я подумал, что...
— Чепуха, Лэнт. Дуэль выиграл я. Погибает только проигравший. Я видел, как черное гнездо вернулось. Оно напало на деревню, вместо того, чтобы отправиться за мной в горы. А раз оно решило уничтожить деревню, у меня не было причин задерживаться на холмах. К тому же я нашел другой велосипед.
— Скорее всего гнездо проскочило мимо тебя.
Шуга кивнул.
— Я видел, как оно приближается, разворотив деревню. Оно нацеливалось на горы. Но меня там уже не было.
— Шуга, это прекрасно!
Шуга скромно пожал плечами, стряхивая комочки налипшей грязи с рукава накидки.
— Ничего особенного. Так я и планировал.
Говорить больше было не о чем.
Шуга вновь взгромоздился на велосипед. Его чувство собственного достоинства было удовлетворено, репутация победителя — возвеличена.
Он покатил дальше на юг.
Я почувствовал, что горжусь знакомством с ним. Да, иметь такого друга, это вам не что-нибудь!
Голубые сумерки кончились, и успел начаться красный рассвет, прежде чем мы нашли место для отдыха. Мы остановились на каменистом плато, возвышающемся над грядой округлых холмов, за которыми смутно просматривались силуэты домашних деревьев деревни. Море, похожее на пустыню, осталось позади.
Не было необходимости давать приказ делать привал. Мы инстинктивно знали, что проделали за день достаточный отрезок пути. Женщины побросали свои тяжелые тюки и поклажу и устало опустились на землю. Дети немедленно погрузились в глубокий сон. Мужчины сидели, массируя натруженные ноги.
Видок у нас был жалкий и потрепанный. Даже самые сильные выглядели неважно. Многие расстались с большой частью своего меха, и все — со своей упитанностью.
Мой мех тоже свалялся в колтун, таким он и останется, пока не выпадет. Открытые гноящиеся раны не были редкостью и большинство наших заболеваний не поддавались лечению Шуги.
Моя вторая жена, одна из женщин, лишившихся шерсти, разложила передо мной скромную пищу. При других бы обстоятельствах я устроил скандал из-за низкого качества еды и побил бы ее за то, что еды так мало, но при нашем теперешнем положении это был настоящий пир, состоящий из настоящего дефицита. Женщины, должно быть, угробили много часов, выискивая эти плоды и орехи. И все-таки это было не то, к чему я привык. Я принудил себя есть, преодолевая отвращение.
Пока я сидел, перемалывая зубами жесткие волокна, ко мне кто-то подошел. Я узнал почти полностью облысевшего Пилга, когда-то нашего деревенского крикуна, а теперь бедного бездомного бродягу, как и мы все. Был он худой и бледный, и ребра безбожно выступали под кожей.
— А, Лэнт! — воскликнул он с преувеличенной радостью. — Надеюсь, я не помешал тебе?
Он помешал, и он знал это. Поначалу я притворился, что не слышу его и сосредоточился на особо жестком корне.
Он встал прямо напротив меня. Я закрыл глаза.
— Лэнт, — произнес он, — путешествие, кажется, заканчивается. Твоя душа этому не рада?
Я приоткрыл один глаз. Пилг пожирал глазами мою обеденную чашку.
— Нет, — ответил я, — не рада.
Пилг не смутился.
— Лэнт, тебе надо глядеть на жизнь с радостной точки зрения.
— А она есть?
— Конечно. Ты только подумай, как тебе повезло. У тебя сохранилось четверо детей, две жены, и все волосы, да и первая жена ожидает ребенка. Намного больше, чем у меня.
Тут он был прав. Пилг потерял свою единственную жену и всех отпрысков, кроме одного, да и та — девчонка — ничего хорошего.
Но я потерял гораздо больше, чем спас. Так что чувствовать себя лучше было не с чего.
— Мы потеряли всю нашу деревню, — напомнил я и выплюнул горький кусочек прямо под ноги Пилгу. Он неуверенно посмотрел на него, но гордость пересилила голод. Раз ему не предложили, есть он не будет.
А предлагать я и не собирался. Я трижды кормил его за три последних дня. И у меня не было намерения еще больше приваживать Пилга к своей семье.
— Но мы быстро добьемся уважения в новой деревне, — возбужденно заговорил Пилг. — Конечно же, репутацию Шуги как волшебника здесь уже все должны знать. Разумеется, они будут его чествовать. Значит и нас тоже.
— Они больше всего будут желать, чтобы мы оказались в каком-нибудь другом месте. Посмотри назад. Посмотри откуда мы пришли. Сплошные болота. А за ними — вода. Океан поднимается почти так же быстро, как мы от него уходим. Вот-вот наступит светлый период, Пилг. Это тяжелое время для любой деревни. Конечно, сейчас они снимают урожай, но пищи окажется ровно столько, чтобы как-то самим продержаться болотный сезон. С нами им поделиться будет нечем. Нет, особого счастья они не почувствуют, если мы решим к ним присоединиться.
Мое упоминание о еде заставило Пилга пустить слюни, которые потекли по подбородку, но правила приличия удержали его. Он вновь покосился на выплюнутый кусочек корня, валяющийся возле ноги.
— Но, Лэнт... погляди на рельеф этой местности. Деревня, к которой мы подходим, расположена на склоне возвышенности, дальше идет обширная долина. У них в запасе, по меньшей мере, дней двадцать-тридцать, прежде чем вода начнет им серьезно угрожать.
— Разумеется, — согласился я, проглатывая кусок, который жевал.
— Может быть им потребуется наше мастерство, и мы сумеем заработать себе на пищу?
— И какое свое умение ты им предложишь? — хмыкнул я. — Распускать слухи!
Пилг, казалось, обиделся. А я сразу же почувствовал себя виноватым — было жестоко говорить так. Пилг действительно пострадал больше всего, издеваться над его бедами было несправедливо.
— Зачем так грубо, Лэнт, — сказал он. — Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду.
— Нет, — возразил я, удивляясь самому себе. Я же хотел, чтобы он ушел. — Не уходи, по крайней мере, пока не поешь чего-нибудь.
