К его огорчению, ему приходилось импровизировать, а импровизация всегда влекла за собой потерю некоторого преимущества, но все же план, который он разработал и претворял в жизнь, продолжал действовать. Он успокаивал себя мыслью, что возникшие неприятности явились результатом неудачного стечения обстоятельств, но не были прямым следствием работы Наблюдателя. Возможности ОЛал обязывали ее действовать, не открывая факта своего существования представителям вверенного ей мира, потому что это могло повлечь за собой нарушения в поступательном развитии более существенные, чем последствия его разрушительного, тайно осуществляемого плана.
Но ему тоже нужно было сохранять в тайне факт своего существования, это было жизненно необходимо для его безопасности и для успеха его начинания, если принять во внимание непредсказуемую природу представителей физического уровня.
Ничего другого не оставалось, как продолжать преследовать ОЛал, отвлекая на себя ее внимание, в то время как существа, для которых он определил особый путь развития, будут беспрепятственно следовать по нему.
Наблюдателю показалось, что Ренегат потерял уверенность в себе. Она догадалась, что частично уже разрушила его замыслы, и при этом она не раскрыла себя, хотя ее действия, все-таки, оказали некоторое неблагоприятное влияние на существа, которых она была обязана защищать.
Она спокойно уходила от погони, уверенная, что пока Ренегат занят ею, у него нет возможности влиять на реальность. Его злонамеренные замыслы потерпят неудачу до того, как он успеет причинить непоправимый вред схеме эволюционного развития. Теперь, когда она обнаружила его, она положит конец его вмешательству в реальный мир и станет держать его под контролем до тех пор, пока он не посчитает нужным убраться с вверенного ей участка мира.
Но ни Наблюдатель, ни Ренегат не могли предвидеть, что в уравнении появится новый элемент. Пока они были заняты друг другом, реальность не пребывала в статическом состоянии, она сохраняла свой собственный момент движения, который оказывал на развитие событий свое влияние. И Наблюдатель, и Ренегат, заметив это, принялись следить и анализировать сложившиеся обстоятельства.
Ушак приободрился, неожиданные элементы в схеме развития шли на пользу его плану и соответствовали его намерениям в большей мере, чем задачам Наблюдателя. Если удача будет к нему благосклонна и дальше, проявив достаточно выдержки и терпения, он еще полюбуется хаосом, в который ввергнется этот скучный мир.
Картер впустую провозился все утро, пытаясь высвободиться. Все, чего он достиг, было судорогами плеч. А Эшвуд упала набок и тщетно пыталась вновь принять сидячее положение. Была она с ног до головы задеревеневшая, грязная и злая, когда их тюремщики возвратились с раскопок.
— Ну как? Нашли золото? — с ядовитым сарказмом спросила она Февика, успевшего обследовать только один из трех проломов в стене.
— Нет, — ответил он вежливо, — только сущие пустяки: несколько петроглифов с незнакомым мне рисунком, дюжину черепков и остатки древнего очага. Но для первого раза вполне достаточно! Мы ведь только приступили к работе. Великие открытия не делаются за один день. Археология — наука, требующая терпения.
Он взгромоздился на гладкий валун, а его носильщики занялись приготовлением обеда.
— Неужели и нам что перепадет? — спросил Игорь.
— Вне всякого сомнения, — ответил Февик. — Моя цель — лишить вас возможности разболтать преждевременно о моем открытии, а не морить голодом. Но сначала поедим мои люди и я, чтобы затем развязывать вас и кормить по одному. Моя верная пушка будет держать вас все время под прицелом, пока вы не насытитесь. Ловко я придумал?
— И долго ты намерен держать нас связанными? — голос Эшвуда дрожал от злости. — Мы что, так и будем спать со связанными руками и ногами?
Февик поджал губы:
— Боюсь, несколько неприятных ночей вам не избежать, за что я спешу принести свои глубочайшие извинения.
— И я тоже! — голос не принадлежал ни носильщикам
Февика, ни старикам-индейцам Мачигуэнга, которые отстраненно сидели поодаль у собственного костра и готовили что-то, пахнущее для белокожего носа не совсем аппетитно.
— А вот этого не следует делать! — строго сказал тот же голос, когда рука Февика дернулась к пистолетной кобуре.
— Кто вы? — рука Февика, повинуясь голосу, замерла в нескольких дюймах от рукоятки пистолета, он оглянулся.
— Франческа Да Римини! — высокая статная фигура показалась из зарослей, и плененная тройка в изумлении уставилась на нее.
Носильщики Февика поспешили потихоньку ретироваться, в то время как старики-индейцы, занятые приготовлением ужина, едва удостоили происходившее своим вниманием.
Глаза Февика сузились в щелочки:
— Франческа Да Римини? Так называется одна русская опера!
— Ну а я, как видите, вовсе не опера! — сухо ответила амазонка. — Мои родители, быть может, не отличались богатым воображением, но у них в доме имелся хороший радиоприемник.
— Мне жаль, но все, сказанное вами, не впечатляет!
— Тогда, может, вот это произведет на вас некоторое впечатление? — она повернулась к джунглям и коротко свистнула.
Из зарослей вышли трое мужчин, двое из которых выглядели близнецами. На них была одинаковая одежда: брюки и рубашки из дорогой саржи, вместо обычных для местных жителей маек и заношенных донельзя шорт; на ногах — добротные походные ботинки; но больше всего впечатляло то, что они держали в руках по автомату Калашникова. "Для носильщиков, пожалуй, они слишком нарядны", — решил Картер.
Третий мужчина, в расползающих по швам джинсах, дырявых на коленках, и линялой рубашке, был моложе и выглядел скромнее.
Эшвуд наклонилась к Картеру и прошептала:
— Что это за амазонка?
— Я встретил ее в наш первый вечер в Куско после того, как ты отправилась спать. Эшвуд закатила глаза к небу:
— Теперь все ясно! Ты все вытрепал ей про наши планы?
— Вот этого не было! — Картер почувствовал себя полнейшим идиотом. — Она показалась мне очень милой, ей хотелось с кем-нибудь поболтать, вот и все! Я сказал, что мы туристы.
— Ага! И потому она теперь здесь!
— Послушай, Марджори, не моя вина, если у нее возникли подозрения, но, может, все к лучшему, она спасет нас!
— Все правильно, — оборвала Эшвуд, — она здесь, чтобы спасти нас, а мой неуемный Билли-Боб Постин грабил банки только потому, что ему не удалось стать стипендиатом Принстона, — она не потрудилась подавить смешок.
