Нѣтъ возможности вполнѣ подробно описать этихъ людей-животныхъ — моя наблюдательность не особенно развита у меня и, къ сожалѣнію, я не мастеръ разсказывать. При общемъ взглядѣ на нихъ, прежде всего бросалась въ глаза удивительная несоразмѣрность ихъ ногъ въ сравненіи съ длиною туловища; однако наши понятія о красотѣ такъ относительны, что мой глазъ привыкъ къ ихъ формамъ, и, въ концѣ концовъ, я долженъ былъ признать ихъ мнѣніе, что мои длинныя ноги неуклюжи. Другимъ важнымъ отличіемъ отъ настоящихъ людей были: голова уродовъ, наклоненная впередъ, и искривленіе позвоночнаго столба. Только Человѣкъ-Обезьяна не обладалъ большой выпуклостью спины, придающей людямъ такую граціозность. Большинство этихъ двуногихъ звѣрей имѣло нескладныя закругленный плечи, и ихъ короткія предплечья упирались въ бока.
Нѣкоторые изъ нихъ были слегка покрыты волосами — по крайней мѣрѣ такъ обстояло дѣло во все время пребыванія моего на островѣ. Чрезвычайное безобразіе также представляли лица уродовъ — почти всѣ прогнатическія, съ плохо сформированными челюстями, простиравшимися до ушей, съ широкими и выдающимися носами, покрытыя въ безпорядкѣ густою растительностью и часто со странно окрашенными глазами, расположенными различнымъ образомъ. Никто изъ нихъ не умѣлъ смѣяться, хотя Человѣкъ-Обезьяна обладалъ большою насмѣшливостью. Кромѣ этихъ характерныхъ чертъ, ихъ головы имѣли мало общаго; каждая сохранила слѣды своего происхожденія: отпечатокъ человѣчества многое въ немъ измѣнилъ, но не могъ окончательно уничтожить слѣдовъ ни леопарда, ни быка, ни свиньи, ни другихъ самыхъ разнообразныхъ животныхъ, изъ которыхъ существо было создано. Голоса уродовъ также чрезвычайно разнообразились. Руки — всегда плохо сложенныя — поражали меня на каждомъ шагу, либо отсутствіемъ нормальнаго числа пальцевъ, либо присутствіемъ на послѣднихъ спиральныхъ когтей, или же, наконецъ, пальцы обладали громадною осязательною чувствительностью.
Самыми страшными изъ всѣхъ двуногихъ были двое: Человѣкъ-Леопардъ и существо полу-гіэна, полу-свинья. Наиболѣе громадныхъ размѣровъ достигали три Человѣка-Быка, которые сидѣли въ шлюпкѣ на веслахъ. Затѣмъ шли существо съ серебристой шерстью — блюститель закона, — Млнигъ и нѣчто вродѣ сатира, составленнаго изъ обезьяны и козы. Было еще три Человѣка-Ворона и одна Женщина-Свинья,
Женщина-Носорогъ и нѣсколько другихъ самокъ, происхожденія которыхъ я не зналъ въ точноcти, нѣсколько Людей-Волковъ, одинъ Человѣкъ-Медвѣдь-Волъ и одинъ Человѣкъ-Сенъ-Бернардъ. Я уже упоминалъ о Человѣкѣ-Обезьянѣ; у него была также старуха-жена, очень отвратительная и нечистоплотная, составленная изъ самки медвѣдя и лисицы; увидя ее въ первый разъ, я прямо пришелъ въ ужасъ. Она была фанатичною приверженницей «Закона». Кромѣ перечисленныхъ уродовъ, на островѣ жило нѣсколько незначительныхъ существъ.
Сперва я испытывалъ непреодолимое отвращеніе ко всѣмъ этимъ существамъ, очень хорошо сознавая, что все-таки они звѣри, но, мало-по-малу, немного привыкъ къ нимъ, и то благодаря вліянію взгляда на нихъ Монгомери. Онъ уже такъ давно вращался среди нихъ, что смотрѣлъ на нихъ почти какъ на нормальныхъ людей; воспоминанія о времени своей молодости, проведенной въ Лондонѣ, казались ему славнымъ прошлымъ, которое ужъ больше не вернется. Только разъ въ годъ отправлялся онъ въ Африку для покупки животныхъ отъ агента Моро, который торговалъ ими въ этомъ городѣ. Ему приходилось имѣть дѣло не въ самомъ этомъ приморскомъ городкѣ испанцевъ-метисовъ, гдѣ попадались прекрасные типы человѣка, а на бортѣ корабля, и люди на немъ являлись въ его глазахъ столь-же странными, каковыми казались мнѣ люди-животныя на островѣ — съ несоразмѣрно длинными ногами, плоскимъ лицомъ, съ выпуклымъ лбомъ, недовѣрчивые, опасные и буйные. На дѣлѣ-же онъ не долюбливалъ людей, и его сердце было расположено ко мнѣ исключительно потому, что онъ спасъ мнѣ жизнь.
Я даже думаю, что Монгомери тайно благоволилъ къ нѣкоторымъ изъ этихъ звѣрей, имѣлъ особую симпатію къ ихъ манерамъ, сначала онъ тщательно скрывалъ это отъ меня.
Млингъ, двуногій, съ чернымъ лицомъ, его слуга, первый изъ уродовъ, съ которымъ я встрѣтился, не жилъ вмѣстѣ съ другими на окраинѣ острова, но помѣщался въ особой конурѣ невдалекѣ отъ ограды.
Онъ не былъ такъ уменъ, какъ Человѣкъ-Обезьяна, но былъ самымъ послушнымъ и одинъ изъ всѣхъ уродовъ болѣе всѣхъ походилъ на человѣка. Монгомери научилъ его стряпать и вообще исполнять всѣ легкія услуги, требуемыя отъ слуги. Это былъ прекрасный примѣръ замѣчательнаго искусства Моро, помѣсь медвѣдя и собаки съ быкомъ, одно изъ наиболѣе удачныхъ и тщательно обдѣланныхъ его созданій. Млингъ относился къ Монгомери съ признательностью и удивительною нѣжностью; послѣдній замѣчалъ это и ласкалъ его, давая ему полунасмѣшливыя и полушутливыя названія, причемъ бѣдное существо прыгало отъ чрезвычайнаго удовольствія, но иной разъ Монгомери, напившись пьянымъ, билъ его ногами и кулаками, бросалъ въ него камни и обжигалъ горячей золой изъ своей трубки. Однако, какъ бы съ нимъ ни обращались, плохо или хорошо, Млингъ ничего такъ не любилъ, какъ быть вблизи Монгомери.
Въ концѣ концовъ, я привыкъ къ этимъ уродамъ, и тысячи ихъ поступковъ, вначалѣ казавшіеся мнѣ противными человѣческой природѣ, вскорѣ стали въ моихъ глазахъ совершенно естественными и обычными. Въ жизни наши понятія и представленія, какъ я думаю, всецѣло находятся подъ вліяніемъ окружающей насъ обстановки и людей. Монгомери и Моро были слишкомъ сильныя и незаурядныя личности, чтобы, живя среди нихъ, можно было вполнѣ сохранить свои представленія о человѣчествѣ. Если я встрѣчалъ одного изъ Людей-Быковъ, тяжелою поступью пробирающагося сквозь кустарники лѣса, мнѣ случалось спрашивать себя и рѣшать, чѣмъ Человѣкъ-Быкъ отличается отъ какого-нибудь настоящаго сѣраго мужика, послѣ ежедневнаго механическаго труда медленно возвращающагося домой. Или, встрѣчаясь съ женщиной — полу-лисой и полу-медвѣдицей — съ заостреннымъ и подвижнымъ лицомъ, такъ замѣчательно походящимъ на человѣческое лицо, по выраженію на немъ хитрости, мнѣ казалось, что я уже встрѣчалъ подобныя лица въ нѣкоторыхъ улицахъ большого города, пользующихся дурною славою.
Однако, время отъ времени звѣрь въ нихъ ясно и опредѣленно заявлялъ свои права.
Уродъ, по наружности, дикарь съ безобразными плечами, сидя на корточкахъ у входа въ хижину, вдругъ вытягивалъ впередъ свои руки и зѣвалъ, со странною неожиданностью, обнаруживая острые передніе зубы и клыки, сверкавшіе и отточеные, какъ бритва.
Когда я прямо и рѣшительно посмотрѣлъ въ глаза одной изъ проворныхъ самокъ, попавшейся мнѣ навстрѣчу на узкой тропинкѣ, то съ чувствомъ отвращенія замѣтилъ неправильный разрѣзъ ея зрачковъ; опустивъ взоры внизъ, увидѣлъ изогнутые когти, которыми она придерживала на бедрахъ свои лохмотья одежды. Впрочемъ, любопытная вещь, которой я не могъ понять, что эти созданія женскаго пола, въ первое время моего пребыванія на островѣ, инстинктивно сознавали свою непривлекательную наружность, вслѣдствіе чего обнаруживали болѣе, нежели человѣческое стремленіе къ соблюденію приличій и наружному своему украшенію.
