Даже многие известные маги говорят так.
— Я же и сказал, — пожал плечами Дрив, — что это не просто. Чокнутых считают здоровыми, здоровых — чокнутыми. Те «известные маги» призывают «следовать естественному ходу вещей», «идти с потоком» и считают, что это и есть путь к гармонии. А мы полагаем, что это всего лишь путь к смерти, и ничего более.
— Но утверждая такое, — покачала головой Феличия, — вы расходитесь уже со всеми! Не только с обычными людьми, не только с черными магами, но и со всеми магами вообще!
— Верно. — Согласился Дрив. — В этом мы и видим путь к настоящей гармонии — идти наперекор всему.
— Если ты хотел нас окончательно запутать под конец занятий, возмутилась Изабелла, тем не менее, продолжая усердно налегать на красную рыбу, — тебе это удалось!
— Ну, не все так уж и запутано. — Улыбнулся Дрив. — Возьмите, к примеру, весну. Разве не идет она наперекор зиме? Но именно из-за нее и существует гармония зимы и лета. И заря, врываясь во мрак, не следует пути ночи — она обрывает его. Вдохновенный воин подобен заре — идет против всего, и все благодаря ему обретает смысл. Впрочем, очень давно саламандры гораздо лучше сказали об этом стихами:
Свет во Тьме
И Тьма на Свету
Воин Алой Зари.
Подобен Весне,
И подобен Цветку,
Готов и сквозь камень расти…
— Черт! — Ровена крепко сжала кулак. — Это все точно, как если смотришь на море с высоченной скалы: и захватывает и пугает! Конечно, быть этим Воином Зари очень романтично. Но ведь такой человек обречен на одиночество! А я ненавижу одиночество больше всего на свете!
— Послушай, Ровенка, — Феличия успокаивающе погладила кулак Ровены. Мы, чаще всего, и так и так одиноки. Просто обманываем сами себя. Лучше уж знать правду с самого начала…
Мой отец погиб на войне вскоре после моего рождения. С первых лет жизни я знала: отцы есть у других, но не у меня. Было не легко, но я приспособилась. Тебе же казалось, что у тебя отец есть. Но эта была видимость, обман. И когда правда стала очевидной, не было ли тебе еще больнее, чем мне?
— И это весь выбор этой идиотской жизни?! — Спокойствие юного Урагана длилось считанные секунды. — Или горькая правда, или сладкая ложь?!
— Именно это всегда и возмущало саламандр. — Сказал Дрив. — И они отвергли и сладкую ложь, и горькую правду.
— И неужели осталось что-то, кроме этого? — спросила Изабелла.
— Надежда, — тихо сказал Дрив, — сумасшедшая, противоречащая здравому смыслу надежда — отыскать где-то, на островах ли Тысячи Грез в Океане Туманов, или в далеких звездных мирах свою истинную, настоящую Семью Великое Братство Одиночек, Легион Алой Зари. Одни говорят — это полнейший бред. Другие считают: Легион Алой Зари — это самая реальнейшая реальность. Но, на самом деле, об этом надо не говорить, а петь…
Дрив подошел к гитаре в углу комнаты:
— Слова и мелодию я еще помню. А вот аккорды подзабыл.
— А какая там мелодия? — спросила Феличия, тоже поднимаясь из-за стола.
— Сумеешь подобрать аккорды?
— Обижаете, господин гроссмейстер, конечно, сумею.
— За час? За два?
— Опять обижаете.
Изабелла с улыбкой смотрела на Феличию. Красота ее подруги в последнее время стала особенно заметна.
Феличия была ребенком столь редкого сочетания крови людей и иных. На три четверти человек, на четверть эльф.
Иногда Изабелла и месяцами не вспоминала об этой четверти иной крови. Казалось, Феличия ничем не выделяется среди прочих подростков в «Орхиене».
Но случалось — «эльфийская четвертинка» затмевала вдруг все остальное, и становилось очевидным: это светловолосое, голубоглазое существо со столь магнетическим обаянием и поразительно мелодичным голосом никак не может быть человеком…
Тем временем, Феличия и Дрив действительно разобрались с аккордами. Еще немного и почти забытая древняя песня саламандр как птица Феникс возродилась из пепла вновь…
Ждет их Дьявол, и ждет их Бог,
Но вдали от широких, шумных дорог
Идет сквозь туман неизвестной земли
Легион Алой Зари
Не привлекает их райская скука,
Не напугает их адская мука,
Идет сквозь туман неизвестной земли
Легион Алой Зари
Рунный посох в надежной руке,
Волшебная флейта лежит в рюкзаке,
Идет сквозь туман неизвестной земли
Легион Алой Зари…
В лучшей закрытой ложе лучшего амфитеатра Вотании «Беллона», небрежно развалившись в бархатных креслах, вели неторопливый разговор два человека.
— Не прогадал ли я, поставив на твоих бойцов, Селена? — спросил граф Агастан ди Лаэро.
— Противник сегодня тяжелый. Школу гладиаторов Арама Крысолова считают одной из лучших. Еще не поздно сбегать к букмекеру и отменить ставку.
— Но ты-то поставила на своих?
Графиня Селена ди Тарх холодно пожала обнаженными, холеными плечами:
— Меня не разорит и проигрыш…
Ближе к началу боя она наконец-то обратила на Агастана свои возбужденно-холодные голубые глаза:
— А если серьезно: главная разница между мной и Арамом — я готовлю бойцов твоими методами. Бросаю на арену мало обученных, и трачусь лишь на обучение выживших. Мои гладиаторы — или щенки, или суперзвезды, как, например, Ульф. Сегодня, кстати, ты увидишь его в деле. Ученики Арама все, как один, демонстрируют приличную технику. Но у них отсутствует подлинный блеск…
Фанфары возвестили о начале боя…
Оба противоборствующих отряда состояли из двенадцати бойцов. И оба, в большинстве своем, состояли из «крепов».
Крепы были рабами уже во многих поколениях. Когда-то, очень давно Вотания принадлежала им. Страна тогда, в основном, состояла из небольших деревень. Воинственные пришельцы из Лемариона легко превратили в рабов привычных к монотонному труду крестьян.
На сегодняшний день крепы были самыми дешевыми из рабов, и этом состоял их плюс с точки зрения хозяев гладиаторских школ. Но был и крупный минус — из них получались посредственные бойцы.
Физический труд с раннего детства давал им выносливость и силу, но им недоставало агрессивности, а темперамент крепов больше всего походил на коровий. И хотя в гладиаторы обычно продавали самых непокорных из крепов, даже и таким искусство убивать на арене давалось с большим трудом.
Впрочем, для хорошего представления необходимы не только способные эффектно убивать, но и умеющие эффектно умирать. И со вторым крепы справлялись великолепно. Тела их были мощными и живучими, и избиение крепов на арене превращалось в длинный и драматичный спектакль…
