— Только не допусти, чтобы это воспоминание стало преградой твоему счастью. Не прогоняй Гремиониса, сделай счастливым его и позволь ему дать счастье тебе. И ведь ты можешь писать мне, сколько захочешь… Между Авророй и Землей налажена гиперпочта.
— Я буду писать, Элайдж! А ты мне?
— Да, Глэдия.
Они умолкли и оторвались друг от друга, словно против воли. Она осталась стоять в центре комнаты, и, когда у двери он обернулся, она всё ещё стояла там, чуть улыбаясь.
Его губы беззвучно произнесли «прощай!». И так же беззвучно — вслух эти слова у него никогда бы не вырвались — они произнесли «любовь моя».
Её губы тоже дрогнули, неслышно шепча:
— Прощай, возлюбленный мой!
Он повернулся и вышел, зная, что никогда больше не увидит её настоящую, никогда больше не прикоснется к ней.
Прошло довольно много времени, прежде чем Бейли собрался с силами для дела, которое ему ещё оставалось довести до конца. Он молча прошёл примерно половину расстояния до дома Фастольфа, но тут остановился и махнул рукой.
Внимательный Жискар тотчас оказался рядом с ним.
— Сколько у меня времени до отъезда в космопорт? — спросил Бейли.
— Три часа и десять минут, сэр.
Бейли на секунду задумался.
— Мне бы хотелось пройтись вон до того дерева, — сказал он затем. — Посидеть, прислонившись к стволу, в полном одиночестве. То есть, разумеется, с тобой, но вдали от других людей.
— Под открытым небом, сэр? — Естественно, робот был неспособен выразить удивление и озабоченность, но Бейли почему-то не сомневался, что, будь Жискар человеком, в его голосе прозвучали бы именно эти чувства.
— Да, — ответил он. — Мне необходимо поразмыслить, а после вчерашней ночи такой тихий день — солнечный, безоблачный, теплый — совсем не кажется опасным. Если я почувствую приближение приступа агорафобии, то сейчас же потороплюсь вернуться в дом, обещаю. Так ты побудешь со мной?
— Да, сэр!
— Отлично!
И Бейли зашагал к дереву. Он осторожно потрогал ствол и осмотрел свои пальцы. Они остались абсолютно чистыми. Убедившись, что кора не испачкает ему спину, он внимательно осмотрел траву у корней, затем осторожно сел и прислонился к стволу.
Спинка кресла, конечно, была бы удобнее, зато, как ни странно, его охватило ощущение тихого покоя, которое в комнате он обрел бы едва ли.
Жискар встал рядом, но Бейли сказал:
— Садись-ка и ты!
— Я чувствую себя совершенно нормально и стоя, сэр.
— Знаю, Жискар, но мне будет удобнее думать, если не придётся задирать голову, чтобы смотреть на тебя.
— Но ведь сидя, сэр, мне будет труднее уберечь вас от опасности.
— Я и это знаю, Жискар, но сейчас мне никакая опасность не угрожает. Я выполнил то, что мне поручили, дело завершено, положение доктора Фастольфа вновь стало твердым. Сесть ты можешь без всякого риска, и я тебе приказываю: садись!
Жискар тотчас сел лицом к Бейли, но его взгляд продолжал настороженно блуждать по сторонам.
Бейли поглядывал на небо сквозь листву, удивительно зеленую на голубом фоне, прислушивался к жужжанию насекомых и нежданным птичьим трелям, следил за колыханием травы неподалёку (наверно, сквозь неё пробиралась какая-нибудь зверушка) и наслаждался этим тихим покоем — таким непохожим на вечный шум и суету Города, подумал он. Такой безмятежный, такой ленивый, такой нерушимый покой…
И впервые в жизни Бейли как будто понял, почему Вне можно предпочесть Городу. Внезапно он поймал себя на мысли, что рад всему пережитому на Авроре и больше всего — грозе. Ведь теперь нет сомнений, что он способен покинуть Землю и приспособиться к условиям нового мира, на котором поселится. Поселится с Беном, а может быть, и с Джесси.
— Вчера ночью во время грозы было темно хоть глаз выколи, — начал он. — И я всё думал, увидел бы я спутник Авроры, если бы не тучи. У неё же есть спутник, если я не ошибаюсь?
— Два спутника, сэр. Тот, что побольше, — Тифон — тем не менее так мал, что выглядит как звезда второй величины. А второй вообще невооруженным глазом не виден. И его называют попросту «Тифон-два», если о нём вообще вспоминают.
— Спасибо. И, Жискар, спасибо за то, что ты меня спас в прошлую ночь. — Он взглянул на робота. — Я не знаю, как полагается тебя благодарить.
— Меня совершенно незачем благодарить. Я ведь просто выполнял требования Первого Закона. У меня не было выбора…
— Тем не менее не исключено, что я обязан тебе жизнью. И очень важно, чтобы ты знал, что я это хорошо понимаю… А теперь, Жискар, что мне следует сделать?
— Касательно чего, сэр?
— Я выполнил то, что мне было поручено. Доктор Фастольф может больше не опасаться своих врагов в Законодательном собрании. Будущее Земли более или менее обеспечено. И мне словно бы больше нечего здесь делать. Однако всё ещё остаётся вопрос о том, что произошло с Джендером.
— Я не понял, сэр.
— Ну, предполагается, что он погиб от случайного замыкания позитронных связей своего мозга, но Фастольф не отрицает, что вероятность этого ничтожно мала. Конечно, от действий Амадиро она увеличилась, но всё равно осталась бесконечно малой. Во всяком случае, так полагает Фастольф. Вот мне и продолжает казаться, что смерть Джендера явилась результатом сознательного робийства. Однако вновь вернуться к этому вопросу я не осмеливаюсь. Не хочу нарушать нынешнего положения вещей, когда всё так хорошо уладилось. Не хочу вновь подвергать Фастольфа опасности. Не хочу бередить горе Глэдии. И не знаю, как поступить. Ни с одним человеком я этого обсудить не могу, вот и разговариваю с тобой, Жискар.
— Да, сэр.
— Ведь я всегда могу приказать, чтобы ты стер всё мною сказанное и забыл о нём.
— Да, сэр.
— Так как же мне, по-твоему, следует поступить?
— Если это всё-таки было робийство, сэр, его должен был кто-то совершить, однако совершить подобное по силам только доктору Фастольфу, а доктор Фастольф говорит, что он этого не делал.
— Да. С этого мы и начинали. Я верю доктору Фастольфу и совершенно убеждён, что он тут ни при чём.
— В таком случае, сэр, это не было робийство.
— А предположим, кто-то ещё знает о роботах столько же, сколько доктор Фастольф. Так-то, Жискар.
Бейли подтянул колени к самому подбородку и обхватил их руками. На Жискара он не смотрел и, казалось, о чём-то глубоко задумался.
— Но кто же это может быть, сэр? — спросил Жискар.
Наконец-то для Бейли наступил решающий момент.
— Ты, Жискар, — ответил он.
