— Никакой. Двигательный отсек корабля устроен так, что к нему в космосе не подобраться. Мы попробуем, конечно, но даже если некоторые двигатели и заработают, всей левой двигательной установки нам не починить.
Он решил, что лучше ответить на большее число вопросов, склонив чашу весов в сторону надежды и таким способом поддержать дух у тех, кому судьба подбросила такой злой сюрприз. И правда, перспективы сулили мало хорошего. Прежде чем придет помощь, им потребуется вся воля и решимость, которая только у них имеется, и даже после этого из шестнадцати человек всегда найдутся несколько ничтожных и слабых.
Его взгляд вновь задержался на Алисе Морган и ее муже. Женщина на корабле, терпящем катастрофу, беспокоила его. Когда страсти накалятся, кто-то из мужчин обязательно положит на нее глаз, а потом неровен час, сорвется и…
Но раз уж здесь оказалась женщина, ей придется делить все тяготы наравне с остальными. И никаких поблажек. В критический миг, может, кто-нибудь и позволит себе широкий жест, но выделять человека сейчас, когда им всем предстоит такое испытание, давая ему привилегии, было абсолютно недопустимо. Дайте ей поблажку, и вам придется уступать тем, у кого здоровье пошаливает, настроение сегодня не очень хорошее — бог знает, что из этого выйдет.
— Конечно, — подумал он, увидав, как она сжимает руку мужа и глядит на него широко раскрытыми глазами, — неплохо было бы выделить даму, — но тут же решил, что делать этого не следует.
Он надеялся, что она погибнет не первой. Было бы просто нечестно, чтобы первой была она…
Она и в самом деле оказалась не первой. И вообще за первые три месяца никто не погиб.
Фалкон, благодаря умелому маневрированию с помощью основного двигателя, устремился к орбите Марса. После этого экипажу оставалось совсем немного работы. В промежуточном положении корабль превратился в маленький спутник, мчавшийся по эллиптической орбите, предопределенной заранее. На корабле ожидали помощи или смерти.
На борту, если не открывать створок иллюминаторов, невероятные кульбиты корабля почти не ощущались.
Но стоило их открыть, как бешеный галоп окружающего мира приводил человека в такое смятение, что тут же хотелось захлопнуть створки, чтобы сохранить иллюзию устойчивой вселенной. Даже капитан Винтерс и навигатор едва успевали проделать необходимые измерения и выключали экран, обрывая безумное вращение звезд.
Для всех обитателей корабля Фалкон стал маленьким, независимым миром, сильно ограниченным пространстве и чрезвычайно недолговечным во времени. Более того, это был мир с очень низким уровнем жизни, с нервотрепкой, постоянными срывами, скандалами и болезненным самолюбием, бесхребетностью и склочностью. Здесь находилась кучка людей, и каждый был начеку, боясь, как бы его не обделили. Тех жалких крох, которые назывались обедом, едва хватало, чтобы заглушить голодное урчание в желудке. Ложась спать и просыпаясь, человек постоянно мечтал о еде.
Люди, стартовавшие с Земли крепкими и здоровыми, стали теперь тощими и болезненными, их лица посуровели и ожесточились, приобретя резкие черты, кожа сделалась землисто-бледной. Лихорадочно сверкали безумные глаза. Они все испытывали немочь. Самые слабые безучастно лежали на своих койках. Более выносливые глядели на них с одним и тем же вопросом в глазах. Прочесть его было нетрудно: "До каких пор мы будем попусту тратить пищу на этого парня? Похоже, он уже отмучился". Но пока никто умирать не собирался. Как и предполагал капитан Винтерс, в один из дней положение обострилось. Поводом послужили, конечно же, продукты. Несколько ящиков консервных банок не выдержали колоссального давления остального груза, находящегося сверху, лопнули во время взлета, и банки стали хаотично кружиться в грузовом отсеке по своим собственным орбитам. Узнай об этом пассажиры, они бы, конечно, с удовольствием их съели. Но, к несчастью, консервы вдруг бесследно исчезли. И куда — никто не знал. Все поиски на корабле оказались тщетны. Ну а большая часть неприкосновенного запаса состояла из обезвоженной пищи, для которой капитан не отваживался израсходовать нужное количество воды, поэтому еда буквально застревала в горле. Они просто решили понемногу добавлять концентрат к рациону, если не успеют починить корабль к расчетному сроку. Среди груза нашлось немного продуктов, которые несколько скрашивали их существование. Но, в конце концов, пришлось уменьшить рацион, чтобы растянуть его на семнадцать недель. Но, конечно, долго так продолжаться не могло. Вначале от недоедания появилась бы слабость, вслед за ней пришла бы раздражительность, а там до бунта недалеко.
Джевонс, главный инженер, установил, что обнаружить и исправить неполадки в боковых двигателях можно, только проникнув в двигательный отсек корабля. Из-за баков, крепившихся за головной частью и отделявших ее от остальных секций корабля, пробраться туда прямо из жилых отсеков оказалось невозможно.
К тому же, теми инструментами, которые были на корабле, отверстие в борту корабля никак не прорежешь. Низкая температура космоса и теплопроводность металла пожирали тепло горелки, его не оставалось для того, чтобы пробить шов. По его мнению, самым лучшим в создавшейся ситуации было бы обрезать дюзы левых двигателей. Спорить здесь было нечего — хуже того, что есть, быть не могло, да и другие двигатели корабля все равно оставались неуравновешенными левым бортом. Единственным доводом против было то, что для резаков пришлось бы использовать драгоценный кислород. А это заставляло задуматься. Капитан бездействовал и только выслушивал предложения, строя свои, пока никому не известные планы.
— Хорошо, — сказал угрюмо Джевонс. — Мы похожи на крыс в клетке, но мы с Боуманом постараемся ее открыть и сделаем все возможное, даже если собственной рукой отрежем себе путь обратно в корабль.
И капитан Винтерс сдался. Не то, чтобы он верил, что у них что-то выйдет, но это немного успокоило бы Джевонса и никому не причинило бы вреда. И Джевонс с Боуманом по целым дням не вылезали из космических скафандров и упорно работали. Их успехи, едва заметные вначале, становились все ничтожнее и ничтожнее, они на глазах слабели.
Умер ли Боуман насильственной смертью, или нет, осталось тайной. Все знали, что он не доверяет Джевонсу. Однажды корабль вздрогнул, и по его корпусу пробежала затихающая вибрация, Возможно, это была драка. Но скорее всего, бедняга Боуман поторопился и случайно коротким разрядом прожег в скафандре крошечное отверстие.
Первый раз за несколько недель открыли иллюминаторы, и множество лиц уставилось в головокружительное вращение звезд.