Антонида Дмитриевна внутренне похолодела. Не обладая достаточным опытом исследователя, особенно в такой нетронутой области, она слишком поспешила. Следовало пригласить химиков, проанализировать свойства осадка, а не выходить сразу на строительную площадку. Но ей так не терпелось предъявить Горелику обещанную сверхэкономию.
Присев, она провела ладонью по шероховатой поверхности наплыва. Да, под нею лежал монолит, довольно приличная глыба, о размерах и прочности которой она могла только догадываться. Где уж тут было справиться грейдеру или экскаватору…
«Думай! — приказала себе Зенцова. — Думай, дуреха, не губи всю свою работу. Должен же быть какой-то выход». Вот чего не умела Антонида Зенцова, так это находить молниеносные решения.
— Товарищ ученый, — присев рядом с ней на корточки, зашептал Коля Байдин, — а что, если всю эту штуковину еще раз полить вашей волшебной водичкой?
«Вторичное растворение! — эхом отозвалось в голове Антониды Дмитриевны. — Как же, тюхтя, ты сама не сообразила?»
— Попробуем, — согласилась она вслух. — Вы умница, Коля!
— А то! — подмигнул ей Байдин. — Со мной не пропадете. Сейчас, мигом!
Он нагнал Горелика, начал ему что-то доказывать, отчаянно жестикулируя. Видимо, получив согласие, замахал Антониде Дмитриевне, приглашая ее в «газик».
Через час аппарат уже снова был на строительной площадке. Часто моргающий и улыбающийся Байдин быстро и точно выполнил указания Зенцовой: расставил бригаду в круговое охранение участка, приказал водителям подальше отвести машины, присоединил шланг к водоразборной колонке, помог установить аппарат.
А вокруг них, ни во что не вмешиваясь и лишь бросая на Зенцову недобрые взгляды, расхаживал Горелик.
Струя воды из сопла ударила в самый центр серого наплыва, и ни одна капля не отразилась от его поверхности, будто угодила она в слой ваты. Вскоре стало видно, как заколыхалась, забурлила размягченная серая масса.
— Уф! — облегченно вздохнул Горелик и лицо его посветлело. Сняв кепчонку-блин, он вытер ею вспотевшую лысину. Байдин, гони ковшовый! Живо!
Поспешно выключив аппарат, Антонида Дмитриевна закричала Горелику: «Подождите! Надо проверить активность раствора!», но тот досадливо отмахнулся. Дальнейшие слова Зенцовой потонули в шуме заработавших моторов экскаватора и самосвала.
Экскаваторщик действовал привычно быстро и точно. Он подогнал машину вплотную к наплыву, развернулся кабиной со стрелой, прицелился ковшом. Зубья ковша плотоядно вонзились в тестообразную серую массу, погружаясь все глубже, стараясь захватить побольше. Подле экскаватора тотчас же пристроился самосвал.
Горелик закричал экскаваторщику «Давай, давай!» и собравшиеся вокруг строители подхватили хором «Да-ава-ай!!» Видно было, как напружинилась машина, пытаясь вытянуть ковш.
Вдруг, разом освободившись от нагрузки, стрела упруго подпрыгнула, весь экскаватор дернулся, лязгнул металлом. Зубьев и днища ковша как не бывало. С рваных краев и перемычки множеством темно-серых сосулек лениво стекал разжиженный до сметанообразного состояния металл, — впитавшая в себя изотопную воду масса обрела ту же страшную разрушительную силу, которая накануне обратила в прах двухэтажный каменный дом.
Наступила тягостная тишина. Экскаваторщик по пояс высунулся из кабины и, раскрыв рот, озадаченно взирал на огрызок ковша. Кто-то из строителей в сердцах ткнул ломом в массу под ковшом, а когда выдернул лом обратно, с удивлением обнаружил в своей руке куцый стержень с концом, похожим на обсосанный леденец.
— Байдин, — не глядя на Зенцову, распорядился Горелик, помоги даме погрузить аппарат. Да быстро, быстро! И намекни ей по дороге, что в ее ученых забавах мы более нужды не испытываем. Лучше в цирке Кио посмотрим. Ну, чего топчешься? Ну?!
К таким бессонным ночам ей было не привыкать. Закрывшись в комнате, она выключила свет и, забравшись с головой под одеяло, съежилась в комочек. Прежде исходила слезами до того, что вся подушка становилась мокрой. С годами сердце оделось в панцирь, глаза оставались сухими, а чисто женское отчаяние сменилось холодным и рассудочным самобичеванием. В своих поражениях Антонида Дмитриевна винила себя одну, свою никчемность, свою бесталанность, беспомощность. Низводила себя до полного ничтожества, испытывая безмерное презрение к своей серенькой натуре. Шептала: «Так тебе и надо! Мало, мало еще тебе!»
К утру все это перекипало. Отчаяние и беспомощность постепенно отступали перед более властным — перед неистовым желанием добиться своего, понять причину неудачи, во что бы то ни стало решить хотя бы частицу проблемы.
После каждой подобной ночи Антонида Дмитриевна появлялась на кафедре с плотно сжатыми губами и распахнутыми улыбающимися серыми глазами. Оставаясь на редкость выдержанной, корректной, даже в спорах не повышала голоса. И одежда на ней была под стать ее манерам, в темно-серых тонах, отменно сшитая и ладно сидящая. В отвороты жакетки выглядывала ослепительно оранжевая кофточка, на шее поблескивала золотая цепочка с медальоном — подарок матери.
Едва освободившись от лекций, Антонида Дмитриевна захватывала свободный столик с компьютером и погружалась в бесконечные, ей одной ведомые, расчеты. Медленно, страшно медленно подвигалась она вперед, по крупицам добывала секреты возможного перевоплощения воды. Боялась одного: вдруг не хватит жизни? Жизни хватило, даже осталось наперед. К завершающему этапу Антонида Дмитриевна подошла буднично, не вдруг, дыхание от ощущения совершенного открытия не захватило. Как занозы из собственного тела, извлекала она из моря математических соотношений одну неточность за другой. Уравнения становились все краше, компактнее. И наконец вот она, вершина, — коротенькая, до обидного простая формула: два безразмерных коэффициента, три степенных величины и кубический корень. А в них вся жизнь, все чаяния и горести, бессонные ночи и работа… работа… работа до одури. Где-то в самой глубине души, спрятанная от себя самой, трепетала нескромная искорка надежды, что когда-нибудь эту формулу назовут «формулой Зенцовой»…
Антонида Дмитриевна пыталась поделиться своей находкой с товарищами по работе, но ее объяснения были столь сумбурны и бесцветны, что никто формулу изотопной воды по достоинству не воспринял.
Да, увы, возвестить о победе оказалось не так-то просто.
Единственным человеком, понявшим ее, оказался главный инженер строительно-монтажного управления, бездушный грубиян, затюканный текущими заботами о бетоне, стекле, арматуре, плитках, унитазах… И он же устроил ей такой поворот от ворот, какого еще никто не устраивал. Теперь предстояло скандальное расторжение договора, постыдное объяснение перед ученым советом института, отстранение от руководства исследовательской работой; Очевидно, встанет вопрос и о возможности дальнейшего пребывания на кафедре…
