— Обо всем этом, — Семенов отодвинул от себя фотографии, — я уже давал объяснения. Три года назад. После… После гибели нашего СОБРа и двух взводов дагестанского ОМОНа.
— Правильно, давал, — сказал особист, забирая документы обратно в папку. — Но сам посуди, такие совпадения не каждый день бывают: группа Гурама Шатаева захватывает Поездок, которым командует Сергей Семенов. Причем захват подготовлен, и в Поездке явно действовала…
— «Крыса»!!! Кто «крыса»?!! — выдохнул Семенов.
— Знать бы, — вздохнул особист. — Короче, из Москвы пришли материалы по твоему делу, по Гураму этому, ну и про все обстоятельства. К тому же Буткевичу с Абрамяном спасибо скажи, такого про тебя порассказывали, про геройство твое. Абрамян даже из госпиталя с простреленной жопой сюда рвался, кричал, что за командира своего жизнь отдаст. Классный парень, только горячий излишне. Таким обычно пуля в голову попадает, а не туда, куда его ранило. Ну и агентура наша зарубежная помогла, будешь в Москве — заверни на Лубянку, приветик передай. Ха-ха-ха… Так что по совокупности считаю тебя, майор, перед Родиной и законом чистым и от лица следствия приношу извинения за необоснованные подозрения. На-ка, черкни-ка внизу страницы об ознакомлении…
В этот момент за стеной грохнула дверь, потом загрохотало, видимо, рассыпалась поленница, зазвякало опрокинутое ведро. Особист закатил глаза, простонал:
— Ой, блин, щас начнется.
А за стеной уже загремел бас:
— Что, долбодубы! Совсем обурели?!! Порядка в командирском вагончике навести не можете! В штабах засиделись, крысы тыловые?! Связь мне, немедленно связь! Убью, если связи не будет!
Тут же от мощного пинка распахнулась и дверь половины, где проводилась «беседа». На пороге выросла могучая фигура полковника Кравца.
— Ну что, особистская твоя душа, совсем майора боевого засудил?!!
Особист заерзал и суетливо начал упаковывать документы в папку.
— Молчишь, крыса канцелярская?!! Опять майора в кутузку хочешь засадить?
— Следствие считает, — неожиданно писклявым голосом заговорил особист, — что до окончания разбирательства меру содержания майора Семенова можно изменить на подписку о…
— Да пошел ты в жопу со своими подписками! — загремел Кравец. — Легионеры завтра здесь будут, война здесь завтра будет. Понимаешь ты это, война! У меня офицеров не хватает, а ты подписки какие-то хреновые…
Особист пожал плечами:
— Я тут свое дело сделал. Прошу вас распорядиться заправить наш вертолет, я должен довести результаты работы комиссии до руководства.
— Тут-то ты хрен угадал, — ехидно заулыбался Кравец. — Сам-то вертолетом управлять можешь? То-то! А летчика-вертолетчика твоего я арестовал. За что? За пререкание с начальством. С кем? Со мной! Я ему говорю, что он — долбодун, а он спорит. Пререкание налицо! На «губе» он сейчас. Как раз завтра к обеду, когда легионеры попрут, срок его ареста кончится. Тут он и пригодится. Вот так-то!
Порадовавшись произведенному впечатлению, Кравец поправил портупею и мирно предложил:
— Ну ладно, мужики, кончай базарить. Пошли на праздничный обед. Повод-то какой! Сербия к Великому Славянскому Союзу сегодня официально присоединилась. И Республика Крым. То-то! Над Донецком флаг российский подняли, бендеры в Киеве чемоданы пакуют. Эх, жалко подыхать в такое время, ну ладно, может, поживем еще, пойдем водку жрать…
У вагончика пара воинов в камуфляже деловито устанавливала на особистскую двухместную «канарейку» крупнокалиберный пулемет.
— Во, — захохотал Кравец, — видал, особист, как пилот твой вкалывает. Хватит ему начальство катать, пусть парень повоюет, он же — боевой пилот!
От сытной еды, от спирта и от тепла Семенова разморило. И только неутомимая энергия полковника Кравца не давала ему заснуть прямо тут же, за столом. Кравец то и дело подливал в кружки, хлопал Семенова по плечу и выдавал один за другим тосты, зорко следя, чтобы все офицеры, а в особенности особист, выпили до дна. Через каждые пять минут он хватался за «переговорку» и орал: «Связь, дайте связь с „двадцать-ноль-первым“. Где-то после седьмого тоста „переговорка“ неожиданно зашипела, защелкала, и Кравца „пригласили на переговоры“. В штаб он помчался, не успев даже накинуть китель.
— Что, майор, головушка-то бо-бо? На-ка, деточка, прими таблеточку!
Кравец деловито плеснул спирта в жестяные кружки и первым приложился к напитку. Решительно утерев усы и отодвинув кружку, он начал:
— Полегчало? Теперь к делу. А дела более чем хреновые: станцию Зея наши сдали, от второго десантного ничего не осталось, сто шестнадцатый танковый с боями отступил в тайгу, но там им ничего без соляры не светит, так что о танкистах забудем. По идее после Зеи вражины должны были двинуть на юг, чтобы перерезать Транссиб, однако они повернули сюда, значит… Значит, что-то они разнюхали или идут по наводке — на цель…
В этот момент дверь распахнулась и в проеме показался растрепанный связист:
— Товарищ полковник, «двадцать-ноль-первый» на связи.
Кравец схватил микрофон и заорал:
— Товарищ «двадцать-ноль-первый», это — «двадцать-ноль-семнадцатый». Да, да, я это! Слышу, слышу, да. Очень срочно, очень! Положение — «Зед». Даже хуже. Тройной «Зед». Собственными силами не справляюсь. Да, да, уже привлек все силы, но все равно — положение «Зед». Основную «пекарню» уничтожил. Да, полностью. Но остались «мини-пекарня» и семь единиц «колобков». Да, да, все семь. Шесть «колобков» готовы, один «не пропечен». Да, да, «Колобок-29» на 30 процентов не пропечен. Повторяю — на 30 процентов. Но кататься может. Да, да, может… Прошу немедленной эвакуации. Еще день? Нет, не уверен. Что?!! — Кравец замолчал и начал нервно тереть щеку, видимо, услышанное ему совершенно не понравилось. — Что? Как ликвидировать? Вместе с «ползунками»? Да вы что? Да как вы… да как ты!…
Кравец опять надолго замолчал. Потом устало сказал:
— Знаешь что, генерал… Да пошел бы ты… Знаешь куда? Еще дальше… Я тридцать лет этому отдал. Перестань, генерал, я не девочка, нечего меня пугать да крестить, но пацанов, то есть «ползунков», я тронуть не дам. Мне их матерям в глаза смотреть, а не тебе…
В трубке заревело, Семенову показалось, что он расслышал слово «трибунал». Кравец помолчал и тихо сказал:
— Отвечу, если выживу…
Невидимый собеседник по другую сторону рации, тоже, видимо, к дипломатическому языку особо не прибегал — по лицу Кравца это ясно читалось. Выслушав очередную тираду, он поднялся с табурета и как-то торжественно проговорил в микрофон:
— Товарищ «ноль-двадцать-первый», прошу вашего разрешения на боевые испытания по программе «Колобок». Со всеми единицами. Думаю, так день-два сможем продержаться. Да-да, понял, слушаюсь…
