Тот вскочил на ноги и, зажав руками кровоточащую рану, побрел по равнине. Двое бандитов лежали без сознания, но, судя по всему, могли оправиться. Тот же, с которым дрался Фрайгейт, был мертв.
Американец из бледного стал багрово-красным, а потом снова побледнел. Но ни раскаяния, ни признаков дурноты и в помине не было. Разве что только самодовольство играло на его лице. Ну, и еще облегчение.
— Я первый раз убил человека! — воскликнул он. — В первый раз!
— Сомневаюсь, что в последний, — буркнул Бёртон. — Если только вас раньше не прикончат.
Руах, глядя на труп, пробормотал:
— Мертвец выглядит здесь точно так же, как на Земле. Интересно, а куда попадают те, что убиты в загробной жизни?
— Поживем — увидим. Дамы, вы были на высоте.
— Я делала то, что нужно было делать, — ответила Алиса и ушла. Она побледнела и дрожала. А вот Логу, наоборот, казалась возбужденной.
Примерно за полчаса до полудня группа добралась до питающего камня. Тут произошли перемены. В маленькой спокойной низине собралось человек шестьдесят, и многие из них трудились над обработкой кусков кремня. Один мужчина закрывал руками кровоточащий глаз, куда угодил отскочивший осколок камня. Еще у некоторых текла кровь с лица, другие сжимали размозженные пальцы.
Бёртон расстроился, но ничего не мог поделать. Можно было только надеяться, что других заставит уйти отсюда отсутствие воды. Но эта надежда быстро развеялась. Одна из женщин сообщила ему, что примерно в полутора милях к западу от этого места есть небольшой водопад, который падает с вершины горы по склону стреловидного ущелья в большую промоину, наполненную водой до половины. Скорее всего впоследствии котловина наполнится и переполнится, и вода из нее выльется, потечет между холмов и вырвется на равнину. Если, конечно, не запрудить поток большим камнем.
— Или если мы не изготовим водопроводные трубы из крупных стволов бамбука, — добавил Фрайгейт.
Цилиндры поставили на камень, старательно выбирая те углубления, в которые каждый ставил свой цилиндр раньше, и стали ждать. Бёртон намеревался, после того как цилиндры будут наполнены, увести группу в другое место. Лучше всего было бы расположиться где-нибудь посередине между водопадом и питающим камнем, чтобы не мучиться от тесноты.
Как только солнце оказалось в зените, над камнем взметнулось синее пламя. На этот раз в цилиндрах оказались: салат, итальянский черный хлеб, намазанный чесночным маслом, спагетти с фрикадельками, чашка сухого красного вина, виноград, растворимый кофе, десяток сигарет, одна сигаретка с марихуаной, сигара, туалетная бумага, шарик мыла и четыре шоколадных суфле. Кое-кто стал жаловаться, что не любит итальянскую кухню, но от еды никто не отказался.
Закурив сигареты, группа Бёртона пошла вдоль подножия горы к водопаду. Он оказался в конце сужающегося ущелья. У котловины разбила лагерь группа, состоявшая из нескольких мужчин и женщин. Вода в котловине была холодна, как лед. Вымыв и высушив посуду и наполнив ведра водой, группа Бёртона отправилась обратно, по дороге к питающему камню. Пройдя с полмили, они выбрали холм, поросший соснами до самой вершины, на которой росло «железное» дерево. Вокруг все заросло бамбуком самой разной высоты. Под руководством Казза и Фрайгейта, прожившего несколько лет в Малайзии, все принялись срезать бамбук и строить хижины: круглые постройки с одной дверью, окном напротив и конической тростниковой крышей. Работа спорилась, а о красоте построек особо не заботились, так что ко времени обеда со строительством покончили — осталось только крыши покрыть. Фрайгейта и Моната оставили охранять лагерь, а остальные отправились с цилиндрами к питающему камню. Тут около трех сотен человек сооружали навесы и хижины. Бёртон этого и ждал. Мало кому захочется ходить каждый день по полмили за едой. Этим больше по душе толпиться у камня. Хижины ставили как попало, впритирку. Но проблема снабжения питьевой водой оставалась, поэтому Бёртон все-таки удивился такому большому скоплению народа. Однако хорошенькая словенка сообщила ему, что только что совсем неподалеку отсюда нашли источник. По ее словам, небольшой ручеек вытекал из пещеры. Бёртон проверил. Вода действительно вытекала из пещеры и струилась по скале в котловину футов в пятьдесят шириной и восемь глубиной.
Бёртон задумался — уж не продумал ли и это Тот, кто создал этот мир?
Вернулся к камню он как раз тогда, когда полыхнуло синее пламя.
Казз вдруг остановился, чтобы справить малую нужду. Он не удосужился отвернуться. Логу захихикала, Таня покраснела, итальянки привыкли к зрелищу мужчин, поворачивающихся к стенам домов там, где их застигла нужда. Алиса, к удивлению Бёртона, вообще никак не отреагировала — словно Казз для нее был чем-то вроде бродячего пса. Может быть, именно этим и объяснялось ее равнодушие. Для нее Казз не был человеком, и, следовательно, от него нечего было ждать человеческих поступков.
Отчитывать Казза за это сейчас было бесполезно, особенно же потому, что Казз не понимал языка, на котором говорил Бёртон. Но в следующий раз, когда Каззу взбрело бы в голову облегчиться, когда другие сидели и ели, Бёртон решил воспользоваться языком жестов, дабы запретить ему подобное поведение. Кроме того, он собирался запретить ссориться за едой. Положа руку на сердце он вынужден был признаться, что в свое время он больше, чем надо, затевал споров во время трапез.
Пройдя мимо Казза, он пошлепал его ладонью по макушке. Казз непонимающе глянул на Бёртона, а Бёртон покачал головой, сознавая, что до Казза смысл его недовольства дойдет только тогда, когда тот научится говорить по-английски. Но о своих намерениях он забыл, остановившись и потирая собственную макушку. Да, там обозначился нежный пушок.
Он ощупал лицо — гладкое, как и раньше. А под мышками тоже вырос пушок. Лобок остался гладким. Хотя там волосы растут медленнее, чем на голове. Бёртон поделился своим открытием с остальными, все осмотрели себя и друг дружку. Волосы стали отрастать — по крайней мере, на голове и под мышками. Исключение составлял Казз. Он весь обрастал шерстью, только лицо оставалось гладким.
Открытие чрезвычайно всех обрадовало. Смеясь и шутя, они шли в сумерках вдоль подножия горы. Потом повернули на восток и пошли по поросшим травой холмам. Одолев четыре холма, они приблизились к тому, который теперь считали «своим». Пройдя полпути вверх по склону, они остановились и умолкли. Фрайгейт и Монат не отозвались на оклики.
Велев остальным рассыпаться и идти медленным шагом, Бёртон повел группу дальше. Около хижин никого не оказалось. Несколько построек, из тех, что были поменьше, были или совсем разрушены, или повреждены. Бёртона зазнобило — словно холодным ветром обдало. Тишина, поврежденные хижины, отсутствие двоих товарищей — это пугало.
