— Значит, у Фирэ есть шанс выжить в этом воплощении? — пропустив мимо ушей предупреждение Паскома, задумчиво вымолвил советник. — Поймите, я люблю этого малыша. Стыжусь признаться, но я привязан к нему больше, чем к Дрэяну.
— Сколько ему уже?
— Скоро десять. Он еще мал, но потрясающе…
— Я знаю, Корэй, я знаю. Наблюдаю за учениками моего ученика, а потому и знаю. Ал — последний из моих тринадцати, он не успел тогда Взойти, и моя задача — во что бы то ни стало помочь ему сделать это теперь… Из-за него я и длю это свое воплощение вот уже пять веков, со времен Раскола…
Старый Корэй изумленно покачал головой. Он знал, что Паском живет уже очень долго, но что он задержался в этом мире настолько, даже не подозревал — тем более, годы никак не отражались на лице и теле кулаптра. Недаром говорили, что Паском давно мог бы уйти к Взошедшим, на следующую ступень развития, но живет здесь, задержавшись, по каким-то личным соображениям. Значит, личным соображением кулаптра был его тринадцатый, которого он не мог оставить без помощи, но не имеет и права вмешиваться в его отношения с собственными учениками, пусть даже один из них — родной сын Ала. Это было обременяющее условие «игры»: уже однажды, в шаге от Восхождения, Ал не смог отпустить судьбу своего сына, Коорэ. Он погиб сам, из-за него погибли тогда Танрэй, их сын и еще один ученик Ала — созидатель Атембизе, пытавшийся им помочь в тот страшный день. Так и произошел тот роковой раскол.
— И что, есть надежда, что на этот раз Ал исполнит предначертание? — спросил господин Корэй, вытирая пот с висков.
— Пока есть. Но это последнее воплощение, когда она есть. Если не сейчас, то ждать дальше не будет смысла и нужно будет уходить. Слишком много времени займет тогда его обратный Путь… И это еще в лучшем случае. В худшем… В худшем, господин Корэй, мой тринадцатый ученик уже однажды побывал на грани, за которой — небытие, за которой «куарт» прекращает свое существование на всех уровнях мироздания… И велика опасность, что Падший Ал дойдет до этой грани опять…
Они с Огангой направились дальше, а остановившийся Корэй пораженно пробормотал:
— Полудуши, полуумы… — и, ужаснувшись своим мыслям, шепнул: — Полутрупы…
* * *
Небо совсем уже прояснилось, и на горизонте разлила свои румяна теплая летняя заря, предвещая скорый восход солнца.
Однако Фирэ, младший внук господина Корэя, не видел этого: его глаза были закрыты плотной повязкой, а ноги безошибочно переступали по стволу дерева, опрокинувшегося через пропасть. И пусть шарф не давал смотреть глазами — мальчик видел всё внутренним взором. Он видел не только то, что впереди, но и сбоку, и даже позади него. Вот вскочили с мест, заметив его, брат с друзьями, вот замерли в ужасе, не смея отвлечь вскриком.
Фирэ улыбнулся: нет, Дрэяна учить бесполезно: он не только не увидит сам, но и никогда не поверит, что это умеют другие. Брат полагается только на зрение глаз, а они беспомощны в темноте или в дыму — и тогда человек подобен калеке-слепцу.
Фирэ шел неторопливо и уверенно, ствол покачивался под ним, и время от времени мальчику приходилось восстанавливать равновесие, выставляя перед грудью длинный шест.
Дрэян выдохнул только после того, как ступня младшего братишки коснулась противоположного берега.
— Что ты делаешь? — заорал он тогда, швыряясь обломками кварца. — Вот вернешься ты, я проучу тебя, безумный мальчишка!
Фирэ сел и принялся со спокойной деловитостью затачивать конец своего шеста на манер кола. Вдохновленному полетом к Перекрестку после праздника Теснауто, ему захотелось в горы, потянуло в причудливую красоту пещер Самьенских Отрогов. Жаль, Дрэян совсем разучился покидать свое тело, а то он понял бы…
— Зачем ты это сделал? — бушевал брат на противоположном берегу. — Я к тебе обращаюсь!!!
Фирэ повернулся, развел руками и ответил:
— Я проверить хотел…
— Кого проверить? Нас, что ли, проверить? Ну так мы чуть не обгадились из-за этой твоей «проверки»!
— Себя проверить, — мальчик воткнул палку в землю, подтянулся на ней и влез в пещеру.
— Стой! А ну-ка вернись! Вон там нормальный мост — вернись по нему! Фирэ! Вот я доберусь до тебя!
Фирэ помахал ему рукой и скрылся в пещере. Дрэяну не оставалось ничего, кроме как вернуться к расположившимся на поляне дружкам-гвардейцам.
— Да что ты с ним носишься? Он же взрослый парень! — беззаботно бросил Саткрон, наливая приятелю темно-бордового вина из огромной бутыли. — Без тебя разберется, что ему делать.
— Да ему еще десяти нет! — буркнул Дрэян.
— Ну и что? Зато как его нахваливают! Диву дашься, весь из себя!
Саткрон был тем самым шестнадцатилетним юнцом со шныряющими глазами, который прошлой ночью прятался у Дрэяна за спиной во время неприятного разговора с Алом возле дома Тессетена. Ух и пугнул их ори Ал! Все в отряде даже подумали, что дело закончится Поединком, однако приехавший нынче Тессетен хитростью свел их конфликт на нет. «Они перепутали день, я велел им прийти ко мне в ночь Теснауто», — сказал тогда этот безобразный аринорец в присутствии дрэянова деда и Ала прямо в Ведомстве. Выгородил парня и одновременно сделал своим должником: уж очень не хотелось Дрэяну становиться врагом такого уважаемого в Эйсетти человека, как ори Ал.
В отличие от Дрэяна, Саткрон был по-прежнему уверен в собственной правоте, но когда тот сказал, что в ближайшие годы их ждет путешествие на Рэйсатру, протестовать юнец не стал. С одинаковым вожделением шестнадцатилетки он грезил о приключениях, голых девицах, роскошной машине и Оритане без северян. Остальное его пока интересовало постольку поскольку.
— Правду говорят, что твой Фирэ помнит, каким был Оритан до Сдвига полюсов? — спросил развалившийся на траве курсант постарше Саткрона.
— Да, — утираясь рукавом, отозвался Дрэян. — Помнит. Говорит, что люди тогда уважали друг друга, как самих себя, невзирая на цвет волос и оттенок кожи. И не потому что так было предписано этикетом, а именно потому что уважали самих себя…
— Ха! — каркнул Саткрон, опустошая свой стакан. — Это что ж значит — если я не уважаю этих бесцветных выродков человеческого племени, то не уважаю себя?
— Выходит, так, — подтрунивая над ним, согласился Дрэян, заранее зная, как взовьется сейчас этот сопляк.
— А вот я тебе сейчас как смажу по морде, ты!
— Курсант! Ты с кем сейчас разговариваешь?
— Прости, командир. Но ты не прав!
— Задай этот вопрос Фирэ. Но предупреждаю: посмеешь его обидеть — будешь иметь дело со мной.
