— У тебя действительно раздутый живот, — сообщила Марта.
— Ага! Я же говорил! — воскликнул Товин. — Это у нее уже четыре года, то есть, четыре месяца. Вот почему мы хотели остаться в том доме, где были овцы. У нас бы был отличный маленький домик, но Мистер Умник потащил нас к своей любимой реке! — Он кивнул на Седую Бороду, оскалив гнилые клыки.
— Мы завтра сходим на Свиффордскую ярмарку, — пообещал Седая Борода. — Там должен быть доктор; он осмотрит Беки и что-нибудь посоветует. А пока последуем примеру хозяина и ляжем спать.
— Смотри, как бы этот олень не сожрал Айзека ночью, — предупредила Чарли жена Товина. — Про зверей-то я кое-что знаю. Олени эти — хитрые бестии.
— Лиса он не съест, — возразил Чарли.
— Один у нас кота съел. Помнишь, Тови? Тови торговал северными оленями, когда их только в страну завезли, вот Седая Борода должен знать.
— Сейчас прикину. Война кончилась в 2005-м, когда свергли правительство. Через год образовалась Коалиция — насколько я помню, они и завезли к нам северных оленей.
И снова ожили потускневшие как старые газетные снимки воспоминания. Как выяснили шведские исследователи, северный олень — в отличие от всех остальных крупных жвачных — сохранил способность нормально размножаться. Лишайники, которыми питались эти животные, содержали большое количество радиоактивных загрязнений; очевидно поэтому олени приобрели некоторую устойчивость к облучению.
В шестидесятые годы, до рождения Седой Бороды, загрязнение оленьих костей достигало 100–200 стронциевых единиц, что в шесть-двенадцать раз превышало предельно допустимую концентрацию для человека.
Поскольку северные олени служили вьючными животными, а также давали хорошее мясо и молоко, спрос на них возрос по всей Европе. В Канаде столь же популярными стали карибу. Шведских и лапландских оленей ввозили в Британию неоднократно.
— Точно, в 6-м году и было, — подтвердил Товин. — У меня тогда брат умер, Эван. Сидел себе, пил пиво. Вдруг раз, и нет его.
— Так вот, про того оленя, — продолжала Беки. — Мы на нем немного зарабатывали, пришлось даже лицензию получать. — Дэффидом[Валлийское имя (прим. перев.) // Екклезиаст 3: 19–22 (прим. перев.) // Трактаты о символическом значении различных животных (прим… перев.) // 14* // Штат в восточной Индии (прим. перев.)] мы его звали. Давали напрокат для работы.
Сарайчик у нас стоял за лавкой. Там мы Дэффида и держали. Хлопот, конечно, много было — с сеном, да со всем прочим. И еще у нас жил кот старый, Билли. Умный — на удивление. Но, конечно, тогда котов держать запрещали. После войны с этим строго было — помните, наверное. Только мы своего не отдали. Чтобы нашего Билли на мясо — ни за что!
Иногда полиция наведывалась. Без стука заявлялись, весь дом перерывали, что творилось! Безбожное время мы пережили.
Вот один раз Тови прибегает — из пивной, конечно — и говорит: полиция идет, сейчас обыск делать будут.
— Так оно и было, — вставил Товин.
— Так и так, говорит, полиция, — повторила Беки. — Ну, мы скорее прятать бедного котика, иначе и нам не сдобровать. Я бегу в сарай, где Дэффид лежит — точь в точь, как вот эта бестия — и прячу Билли в сене.
Возвращаюсь в дом — никакой полиции. Товин сразу спать завалился, потом и я вздремнула. В полночь просыпаюсь: никого нет. Ну, ясное дело — померещилось старому дуралею.
— Они мимо прошли! — заявил Товин.
— Я опять в сарай. Вижу, Дэффид стоит, жует, а Билли и след простыл. Я Тови растолкала, стали вместе искать — нет Билли. Потом смотрим: у Дэффида из пасти хвост кошачий торчит.
— А то еще перчатку мою сожрал, — добавил Товин.
Когда Седая Борода улегся возле лампы, прежде чем закрыть глаза он еще раз взглянул на угрюмую морду северного оленя. На этих животных человек охотился еще в палеолите; теперь им осталось недолго ждать того дня, когда исчезнут все охотники.
В сновидении Седой Бороды происходило нечто что-то неестественное; они ели изысканные кушанья и пользовались причудливыми приборами. Все присутствовавшие были глубокими стариками — лет по сто, — но казались необычайно бодрыми, временами даже напоминали детей. Одна женщина рассказала о своем замечательном открытии: оказывается, как взрослые вырастают из детей, так и дети, в конце концов, должны вырасти из взрослых, если подождать достаточно долго.
И потом все смеялись, удивляясь, как такое простое решение проблемы никому до сих пор не приходило в голову. Седая Борода стал объяснять им, что они словно актеры, которые играют свои роли перед свинцовым занавесом, и занавес то и дело падает и отсекает каждую прошедшую секунду. Однако из сострадания к своим собеседникам Седая Борода не открыл им всю страшную правду: на самом деле занавес отрезал их и от будущего. Тут же резвились маленькие дети (странно напоминавшие взрослых), они танцевали и кидались друг в друга какой-то липкой субстанцией.
Пытаясь поймать комок этого вещества, Седая Борода проснулся. В лучах древнего рассвета Норсгрей запрягал своего оленя. Животное опустило голову и тяжело дышало холодным воздухом. Спящие спутники Седой Бороды, закутанные во все свои теплые вещи, мало походили на живых людей.
Завернувшись в одеяло, Седая Борода встал, потянулся и подошел к старику. Из-за сквозняка все конечности задеревенели, и было трудно двигаться.
— Рано вы взялись за дела, Норсгрей.
— Я всегда рано встаю. Литу нужно отвезти.
— Она сегодня хорошо себя чувствует?
— Не беспокойся о ней. Под навесом она спряталась. С утра не будет разговаривать с посторонними.
— Мы ее не увидим?
— Нет. — Над телегой был натянут буроватый брезент, так, чтобы никто не мог заглянуть внутрь. Из-под нее подал голос молодой петушок. Норсгрей уже собрал своих кур. Седая Борода невольно подумал о своих вещах: не пропало ли что-нибудь. Старик явно умел действовать бесшумно.
— Я открою вам дверь, — предложил Седая Борода. Ржавые петли заскрипели, когда он толкнул створку. Почесывая бороду, он окинул взглядом неподвижные и покрытые инеем деревья и кусты. Чарли начал подавать признаки жизни, очевидно почувствовав свежий холодный воздух. Айзек уже сидел и облизывал острую мордочку. Товин поднес к глазам свои сломанные часы. Северный олень шагнул вперед и вывел телегу из сарая.
— Я совсем закоченел. Пройдусь немного, провожу вас, — сказал Седая Борода, плотнее кутаясь в свое одеяло.
— Как хочешь, мне все равно, лишь бы разговоров поменьше. Я люблю пораньше выходить, пока твари сидят тихо. Днем иногда такой шум поднимают — подумаешь, не иначе ограда занялась.
