отмороженные головы никогда и нигде… Это легенды, и насколько они близки к правде, мы не
знаем… еще не знаем… Но Хантэрхайм под ударом который год – он им в первую очередь нужен,
там бои не то, что у нас. Там сложность А2 приравнивается к А1. Мы здесь территории больше с
воздуха контролируем, а на севере…
– Шестая армия Хантэрхайма…
40
– Шестая, Герф, – северная стена на пути войск Ивартэна.
– Генерал Гунтер Гарт, ледяные пустыни и… самый край…
– Им там и на этот раз больше всех досталось.
– Проверяют – соответствуем ли мы их стандартам?
– Именно.
– Ну и что думаешь?
– Подойдем.
Физические данные у всех нас имеют равные потенциалы… и их применение уравнено. А вот
мышление – с этим сложнее. Каждому (с учетом категории) дан одинаковый скоростной,
концентрационный и интеллектуальный ресурс. Мы в общем похожи, но направление сил различно
у каждого. Нас программируют с усилением личных качеств – по принципу что-то в ущерб чему-
то. И по жизни мы с собранным опытом какие-то черты усиливаем, какие-то – затираем… Стикк
считает, что это необходимо. По его мнению, чтоб мы смогли все как один с одной общей мыслью в
строй встать, нам нужно ближе к совершенству подойти (совершенство, видно – плац для
всеобщего построения). А сейчас с нас хватит и того равнения, по которому мы строем по команде
ходим. Думать и действовать мы должны с личными допущеньями. Он считает, что хоть мы правду
в лицо знаем, но еще не так хорошо, чтобы всех правыми сделать. И до тех пор, пока мы точную
систему опознания этой “правды” не придумаем – правоту с боем доказывать обязаны. А какой тут
бой, если все равны до того, что неотличимы? Нас и распределяют с учетом личных качеств… И в
первую очередь по уровню устойчивости – мы должны думать, как люди, а действовать, как
машины. Это значит – исполнить долг живым или мертвым. Это значит – полный контроль над
ситуацией, над разумом и силой. Здесь мы с Владом себя проявили неплохо, но Хантэрхайм… Я
буду гордиться, если пройду эти проверки и получу “соответствие”, пусть и с натягом…
– Значит, скоро мы увидим настоящую войну…
– Не войну, Герф, – истребление.
– Думаешь, надолго нас хватит?
– Сколько-нибудь продержимся – на пределе возможностей…
– Мы и так на пределе. Иначе и быть не может – если их продвижение не сдержим, погибнем…
и системе конец.
– У нас еще есть, что взять. Поэтому нас и перепроверяют. Просто, там пределы выше
возможностей.
Тишина повисла могильная… Влад в пол уставился… На Хантэрхайм прожекторный свет
клином сошел. Воевать на севере – огромная ответственность. Там боевые операции проходят на
высоких скоростях… И все решает время… Уложусь во время – порядок, не уложусь – погибну не
я один… Там мой личный недочет будет нести большую, чем здесь, опасность – там не будет
времени перестроить расчет общий… И каждый мой промах обретет значение обратного
попадания… Секунды – этот счет будет открыт передо мной и днем, и ночью – постоянно… и
закроет его только смерть. Хантэрхайм… Не многих он отпустит – с победой или с поражением…
Если нас решили по-тихому раскидать – не выйдет… Если уж так… Что ж, всадники должны
достойно прощаться – будет скачка ночь напролет. Ульвэр в Штраубе, но и он нам не помешает. Ни
офицеры, ни сержанты не выйдут после отбоя в темные тоннели – они проявляют понимание к
нашим экстремальным традициям. Да и не только офицеры – даже андроиды не обращают
внимание на этот “конец света”, символизирующий распад команды. По такому случаю и патрули
службы безопасности нам на глаза попадаться не будут – они знают, как всадники прощаются.
От мрачных и решительных мыслей мой зверь меня как отрубил хриплым рыком… Он сбил
широкую, ровную рысь, остановился и уже с места рванул куда-то в прямой полумрак… будто
решил начать скачку прямо сейчас… Я зажал его шенкелем так, что он с разворотом налетел на
стену… И к Другому мой зверь подошел слишком близко… Сейчас сцепятся… Другой медленно,
но с угрожающей мощью, поднялся “свечой” и выправил сложенные до этого когти. Но Влад так
же быстро выправил шпоры и вовремя врезал ему острием под ребро, отворачивая его от моего
буйного изверга… От ударов о стены их инертных туш, едва управляемых нами, задрожали
41
высокие своды тоннеля… Плевать, что Ульвэр нам потом… Я разодрал шпорой бок этой злобной
зверюги… но зверь так и норовит с развороту разодрать все, что под лапу попадет…
– Не дергай его, Герф! Скрути удавкой! Придуши!
– Скручу! Но сначала разверну! Иначе он нападет прежде меня!
– Скрути его сейчас! Они не сцепятся! С удавкой мы их точно растащим!
Я припал к шее зверя, когда тот поднялся для новой атаки, и перекинул “шнур” удавкой, зажав
зверю горло… Он долбанул меня о стену коленом, но доспех и седельный коленный фиксатор удар
приглушили – я собрал “шнур” туже… Он, изогнувшись корпусом и выгнув шею, оскалил зубы
и… Его душный хрип окончил противостояние – он отступил, встал по стойке “смирно”… Я,
вцепившись в исходный блок этой сильнодействующей удавки, упал на его мощную холку, чтобы
отдышаться, но “шнур” не ослабил – с этим спешить не стоит… Влад остановил Другого чуть
поодаль, опустив сорванную до дрожи силой этого чудовища руку. Обеих зверюг тоже бьет озноб
напряжения – только не от отдачи бою предельных сил, а от не примененной боевой мощи, которой
у них хоть отбавляй… Мы молча оглядели трещины и царапины на стенных панелях и усмотрели
характерные надсечки… Руггеры с каждым днем становятся все опасней…
Они рассекают резаками обшивку – могут пройтись и по стенам, и по полу… А после по этим
надсечкам разламывают плиты когтями… Поступают с нашими строеньями, как со всеми камнями
и железками, преграждающими им путь. Здесь плиты укреплены – их ультразвуковой резак не
возьмет… Правда, кто знает – проявит такой здоровенный зверь упорство, и, может, у него что и
выйдет… Одернул Замухрышку как следует, чтоб не повадно было…
Руггеры никуда не попрешь – твари подземные. И здесь нам с ними всегда нужно быть начеку.
