Теперь я не ищу внеземную жизнь. Исследовательская задача моей экспедиции скромнее. И грандиознее. Летя к туманности, которую называют Звёздной колыбелью, мы изучали тонкости звездообразования. Аппаратура фиксировала процесс на разных стадиях, в разных фазах.
Тут есть секреты. Горячее вещество само не сжимается, напротив — оно всячески норовит разлететься по космосу в разные стороны.
Как ни странно, для формирования звёзд необходим эффективный механизм охлаждения.
Такой имеется в плотных облаках, в которые собирается молекулярный водород. Облака насыщены пылью. Это хорошо, поскольку лишь твёрдые частички излучают в пространство энергию, что позволяет облаку водорода охлаждаться, постепенно сжимаясь всё больше. Вот наглядное взаимодействие микро- и макропроцессов.
Картина масштабная, охватывающая многие световые годы.
Мы на расстоянии, позволяющем рассмотреть нюансы, орбитальным земным телескопам недоступные. Отчётливо была видна структура пылевых коконов. Сквозь их стенки просвечивали тела будущих звёзд. Развившись, они в клочья разорвут коконы.
У меня глаза разбегались.
Но радость астрофизика спугнул зуммер тревоги. Замигали красные аварийные лампы.
Ткнув пальцем в сенсор интеркома, не отрывая взгляда от кокона, я спросил дежурного:
— Что происходит?
— Кто-то выключил двигатель. Мы теряем энергию. Вам нужно покинуть обсерваторию — возможны перебои в искусственной гравитации. Обесточьте приборы.
— Чёрт!..
Я с сожалением посмотрел на экраны, заполненные фрагментами «колыбели», в цвете.
С ещё большим сожалением, вздохнув, обесточил приборы.
* * *
Двигатель был не просто выключен. Двигатель был серьёзно повреждён. Намеренно.
Человек, совершивший преступление, уже находился в палате, крепко спал, усыплённый дозой снотворного. Его руки и ноги мягко сжимали надёжные захваты.
У начальника экспедиции бывают не очень приятные обязанности.
Не в силах прийти в себя от случившегося, я разговаривал с корабельным врачом. Мы с ним сидели на стульях в помещении, соседствующем с палатой. За дверью лежал преступник. Или больной. Выяснить предстояло врачу, Антону Рыкову.
— Не понимаю, как Воронов мог совершить такое, — признался я.
Рыков, в бледно-зелёном врачебном одеянии, потёр лоб и сказал:
— В двигательном отсеке чудовищные электромагнитные поля. Воздействие магнитных ёмкостей на человека небезопасно.
— Там ведь защита.
— Силовое ноле не экранирует магнитного. А мощные электромагнитные поля вызывают повышение синоптической активности мозга и возбуждают ассоциативные зоны, порождают галлюцинации, помрачение сознания… Доза в миллионы гауссов приведёт к полному распаду личности.
— Он выглядит нормальным.
— Тем не менее вывел из строя двигатель. Благо, что не взорвал корабль. Надо провести исследование. Биохимия крови, биопсия, томография. Лишь потом я скажу вам что-то более определённое.
— Сколько это займёт времени?
— Сутки. Чините пока двигатель.
— Его чинят. Я зайду к вам завтра.
Выйдя из медицинского отсека в коридор, я немного постоял, отдышался.
Решительной походкой направился на мостик.
Там меня ожидал разговор с капитаном, полагавшим — я слишком мало внимания уделяю воспитанию своих людей.
Я начальник всего коллектива. А капитан начальник всего лётного экипажа.
Предпосылки двоевластия.
Формально капитан подчиняется начальнику экспедиции, мне. Ему такое положение дел не нравится.
И сейчас он начнёт меня критиковать. Хотя Николай Воронов — его человек. Инженер входит в лётный экипаж.
* * *
Голос врача доносился из палаты Воронова.
Дверь была чуть приоткрыта. Я слышал их вялую, ни к чему не обязывающую беседу.
Голос Николая:
— Мардук убил Змею, чьё имя Тиамат, рассёк на части и сотворил из них Вселенную. Мы в ней живём.
Голос врача:
— Большое спасибо господину Мардуку. Змее тоже спасибо… Ни о чём не беспокойся. Тебе нельзя волноваться.
— Я ни о чём не беспокоюсь. Ни о чём не волнуюсь.
— Отдыхай, Коля.
Отворив дверь, Антон вышел ко мне, кивнул приветственно. Закрыл дверь. Сел на стул.
— Ну, что он? — спросил я тихо. Рассуждает о космогонии. Шумерской, по-моему… Каковы наши перспективы?
— Капитан ни в чём не уверен. Даже бортовой компьютер не в состоянии помочь… Вы не спрашивали, зачем Воронов сделал это?
— Нет. Я просто его лечу… Всё так плохо?
— Он специалист, он сумел основательно повредить главный двигатель. Можно войти?
— Нежелательно.
— Считаете. Воронов болен?
Врач помолчал, раздумывая.
Свой ответ произнёс ровным и, казалось, безнадёжным тоном:
— Мы все предпочли бы какое-то простое объяснение. Сумасшествие, например… Я тоже предпочёл бы, несмотря на то, что медик и по роду своих занятий обязан выбирать здоровье. Но Воронов не безумен. Нервное истощение, только. Я не обнаружил никакой патологии.
— Тогда у него есть мотивы. Необходимо с ним поговорить. Воронов лучший двигателист на корабле. Возможно, он знает, как нам устранить поломку. От Воронова зависит, вернёмся мы домой или нет. Вы понимаете?
* * *
Я ступил в палату, наполненную сложнейшей медицинской техникой. Воронов лежал в кровати. Был спокоен. Лицо расслабленное, взгляд умиротворённый. Да и с чего ему суетиться… На бледных щеках отросла щетина, местами седая.
— Как самочувствие? — Улыбнувшись, должно быть фальшиво, я сел на стул у постели. — Антон мне сказал, вам лучше.
— Да, намного лучше.
— Вы помните, что произошло в двигательном отсеке, перед тем, как вы попали сюда?
Я тщательно подбирал слова, и поэтому говорил медленно.
— Очень хорошо помню.
— Зачем вы лишили корабль двигателя?
Инженер прикрыл веки:
— Да будет вам известно — я вырос в семье космолётчиков. Они ходили на энергетические станции Меркурия, отец, мать, два старших брата — семейный экипаж. Корональный выброс солнечной массы убил всех… Жуткая несправедливость!.. Углерод в нашей плоти, кальций в костях, железо в крови… Это родилось в недрах звёзд. Мы их дети. Почему звёзды убивают своих детей?
— Когда вы потеряли семью?
— Двадцать лет назад. Я тогда учился в Академии. С тех пор один. Никогда не прощу.
— Звёзды не мыслят. Естественный, природный феномен. Тут неприменимы человеческие моральные критерии… Но вы — человек. Поступки совершаете осознанно.
— Да, осознанно.
— Так зачем, Николай?
