– Отец мой Аккерман в 40-м освобождал. Он тогда пребывал в грозном звании младшего лейтенанта. Как говорили: участвовал в Румынском походе. Всегда тепло вспоминал тот довоенный городок: «Тихо, мухи не садятся на бутерброд. И люди не злые». В сумерках лет часто мне говорил, нужно жить там, где ещё сохранилась тайна.
– Папа имел в виду мотылька?
– И не только.
Сандуляк вспорхнул рукой, приглашая на кухню:
– Давайте перекусим, пока суть, а не дело.
Он заглянул в пакет, который я захватил:
– Нет, ну это вы чересчур. Зачем так много. Загоняете меня в душевное неудобство. Стоп, а что за пачка такая?..
Для поездки в Аккерман я положил в сумку диковинный чай. Его производили в глухом китайском Синцзяне. «Верблюд», листовой, зеленый. Вкус, правда, был как у февральской сосульки. Но верно и то, что почти прозрачный «верблюд» легко преодолевал крутейшие барханы июльской лени. После первой же чашки думалось удивительно хорошо. И свежо – что радовало особо.
Природный газ в древний Аккерман так и не провели. Власть обещала сделать это сразу после высадки на Луну. Сандуляк пользовался электрической плиткой. Но легендарный примус тоже ещё был на ходу. Сандуляк сказал о примусе удивительно ярко:
– Синий огонёк жизни…
Нацедив по чашке «верблюда», порезав батон и накромсав куриную ветчину, Сандуляк оказался готов к труду беседы.
– Ну, и какой язык привёл сюда ваши ноги?.. Не отвечайте, я уже вспомнил. Шлялись под базаром! А потом свернули в забегаловку у Старых базарных ворот. Заурядная схема поиска в захолустье. Как сказать?.. Да так и сказать. Но всегда гарантированный эффект. Вот, видите. Очень древняя «наливайка». Долгое время после войны, да где-то, наверно, до шестидесятого года, весь Аккерман знал её, как «3-15».
– Это что-то вроде одесской песенки «семь-сорок»?
– Как вы сказали: «7:40»?.. «Аицын паровоз»?.. Песня и танец «7:40», так чтоб вы знали, бессарабского происхождения. Нет, господин гость, «3-15» – совсем из другого репертуара. Где больше всего рассказывали анекдоты? Особенно про партию и светлое будущее? На кухне – это понятно, а ещё по пивным, разным там «лошадиным фуршетам». Самое ловчее место для стукачей. Так вот, «3-15» расшифровывается как «три года слушателю и пятнадцать рассказчику».
– Лихое время. А так, чтоб ответить навскидку?
– Легко!
– «Червонец и по рогам»?..
– Десять лет и поражение в правах. Выборы, должности, остальное…
Некоторое время мы молча отпивали из своих чашек. Когда «верблюд» отдохнул, он вновь понес нашу беседу.
– Давно интересуетесь людоедским созданием из Аккермана?
– Нет, но плотно.
– И уже поковыряли старинные описания крепости. Разные там штурмы-осады, дипломатические и не очень визиты, фортификацию, торговлю. Сколько напрасного труда, правда?..
– Правда.
– Военные действия абсолютно не интересны. Здесь чрезвычайно пугливый клиент. Из остального, и более-менее в тему, записки турецкого путешественника Эвлии Челиби. Знаменитый эфенди визитировал Аккерман в 1657 году, проездом в крепость Бендеры. Не помню, какой султан тогда заболел крепостной перестройкой. Исторически превосходное время. Аккерман наливался богатством, словно виноград солнцем. Армянская диаспора наладила исключительно прибыльную торговлю.
– У человека странствующего глаза нараспашку. Что касается других раритетов, скрывать не стану: больше рассчитывал на ваши запасы.
Его лицо пошло суматошными пятнами, как осьминог, положенный на шахматную доску.
– Но, всё-таки, хотя бы «Сейахатнаме» многомудрого Чили-би имели возможность глянуть? – Он уже сомневался в нужности дальнейшего разговора.
– Да уж не мог не поглядеть!
Он вздохнул:
– Пугаете тут старика…
Я выразил некоторое огорчение:
– Очень пухло написано. Невероятное количество преувеличений. Чилиби описывает Аккерманскую крепость, где возвышается сто башен, а стены имеют толщину в сорок шагов. Внутри крепостных стен 15 тысяч строений. А про две пушки, внутри ствола которых можно заниматься любовью, мне и говорить неудобно.
Мой собеседник откровенно повеселел. Он будто ждал этих слов.
– Если я ещё хоть что-то понимаю в людях, то вы непременно измерили толщину стен.
– Замерил, чего там. Четыре шага в самых уязвимых местах.
– А башен сколько?..
– М-да… Я мог бы сообразить!
Чтобы доставить ему особое удовольствие пришлось хлопнуть себя по лбу:
– Всё умножено на десять!
– Конечно! Вежливость рассказчика. Типичный восточный прием. Литераторский реверанс. Роскошная гипербола никогда и нисколько не коробила вкус. Тем более, автор записок сам Эвлия Чилиби – белая борода, султанский любимчик. Этот господин провел в дороге невероятные сорок лет. И потом, природный восточный текст является сочетанием поэзии и прозы.
Он достал с книжной полки «Книгу путешествий» Чилиби. Использовав случай, я попросил передать томик мне. Книга сама распахнулась на нужной странице, я быстро нашел в описаниях любопытное место:
– «Однако неподалеку находилось пристанище джиннов. Пусть не ходят они на сынов Адамовых, а сыны Адамовы пусть не ходят на них. Эта долина является местом, внушающим страх и ужас, а вошедший в неё изумляется и поражается». Что вы на это скажете?.. Джинны – не слишком знойно для аккерманской зимы?..
Получив очередную прививку от скуки, Сандуляк повеселел ещё больше:
– Слушайте. Привожу цитату: «Приплыли драконы, из чрева которых вышли невиданные люди, поедающие белые камни и пьющие кровь». Что скажете?..
– М-мм… Средневековье. Могу предполагать, что европейские корабли…
– Прекрасно, я рад нашему общению. Первые каравеллы португальцев подошли к берегам Индии, город Каликут, описание событий глазами местного очевидца.
– Это я почти догадался. А белые камни?
– Буханки хлеба, мой друг. И пили не кровь, а вино.
– Как очевидно.
– И главное: весьма объективно. Полностью в рамках местной культурной традиции. Единство метафоры и содержания.
– Вы знаете, в одном месте Чилиби вызвал у меня умиление. Он пишет про окрестности Аккермана, «где бегали волки размером с осла». Волки… с осла. Для сравнения берут пример в одном ряду. Скажем, волки величиной с тигра.
Петрович посмотрел с укоризной:
– Придираетесь. Вспомните наше святое: муха и слон. Да и понять не мешает: Чилиби полжизни провёл верхом на осле.
– Тысяча слов равняется тысяче километров.
– Прекрасная мысль. Только наоборот: тысяча километров, а потом уже слов.
Я выпил вторую чашку зеленого чая. «Верблюд» исправно тянул беседу. Но хотелось конкретики, разговор утомительно долго барражировал над местом посадки.
