– Нет!
– Я не собираюсь… – начал Илья. И замолчал – из подъезда донесся гул останавливающегося лифта. Потом в замке провернулся ключ.
Карамазов приложил палец к губам. Осторожно поднялся – сразу стало полегче. Конечно, женщина понимает, что умрет. Но она будет послушной – ей хочется верить…
– Мам, ты дома?
Илья вздохнул. Он услышал голос клиента. Звонкий мальчишеский голос. Прекрасно, работа началась…
– Беги, Кирилл! – Людмила Борисовна вскочила, бросаясь на Карамазова. Каким-то дурацким рывком протянула руки к пистолету. Илья еще успел удивиться человеческому безумию. Ведь мог же у нее быть шанс – если бы он не врал! Действительно, мать…
Он выстрелил дважды, почти в упор, и женщину отшвырнуло к плите. Она что-то всхлипнула, попыталась встать, все еще не отрывая взгляда от Ильи.
Карамазов выстрелил третий раз. Повернулся к двери в коридор. Ни один хороший мальчик не послушается мать, когда ей грозит опасность…
Никого. И топот ног на лестнице.
Сгибаясь от рези в животе, Илья вывалился в подъезд. Побежал вниз, прыгая через ступеньки.
Ребенок не может убежать от взрослого.
На мгновение он увидел краешек голубой нейлоновой куртки, мелькнувший на площадку ниже. Выстрелил, почти не целясь. Глушитель уже сдыхал, выстрел гулко отозвался по лестничным клеткам. Взвизгнула пуля, рикошетируя от стены.
Мальчишка не упал.
Илья обогнул лифтовую шахту в тот миг, когда дверь подъезда захлопнулась. Он бросился к ней, мимолетно восстанавливая в памяти пространство перед домом.
Успеет… Он успеет, а не мальчишка.
Пинком распахнув дверь он слегка согнулся, сжимая пистолет в вытянутых руках. И увидел клиента.
Клиентов – мальчишек было двое. Они разбегались в разные стороны.
– Бля… – выдохнул Илья, пока ствол пистолета дергался слева направо. Кто же из них? Заказ был на одного, он это чувствовал явно… так вот почему лица двоились…
Один из мальчишек свернул за угол. Илья едва не выстрелил вслед второму… бесполезно, на таком расстоянии и из такого оружия.
Мишени исчезли.
Карамазов быстро обернулся, проверяя нет ли кого-то в подъезде. Но идиотов не нашлось.
Бежать, бежать… И ждать ночи, ждать сна, когда тьма выскажет все о сегодняшней работе.
Низко наклоняя голову, Илья выбежал из подъезда. Двадцатью метрами выше, скользя на залитом кровью полу, женщина пыталась подползти к окну – и успеть увидеть, чем кончилась погоня. Она старалась почти минуту, потому что была матерью.
Но так и не успела – потому что была всего лишь человеком.
Ярослав открыл дверь. Бормотание телевизора он услышал еще на площадке второго этажа.
– Тише сделай! – крикнул он в комнату.
– Иди сюда! – так же громко ответил Слава.
Не разуваясь, Ярослав прошел на голос.
Шли новости. Показывали какой-то дом, с полуобвалившимся, словно снесенным чудовищным ударом, углом. Его окружал милицейский кордон, пожарные машины, спасатели в белых комбинезонах.
Потом мелькнуло профессионально-соболезнующее лицо, едва не вгрызающееся в микрофон.
– Говорить о террористическом акте пока преждевременно. Скорее всего причиной взрыва стала неисправность газового оборудования. Семеро погибших, включая одного ребенка, трое пострадавших, доставленных в больницу – вот неполный итог этого трагического…
– Шакал, – с ненавистью сказал Ярослав. – Трупоед.
– Любишь журналюг, – ухмыльнулся Слава.
– Обожаю.
– Миллионы газовых плит, которые советская власть считала едва ли не главным своим достижением, – скороговоркой продолжал репортер, – стали бомбами замедленного действия в домах москвичей…
– А иных городов кроме Москвы в природе не существует, – Слава тихо, зло засмеялся. – Стоило бы еще упрекнуть лампочки Ильича, которые иногда лопаются.
– Зачем ты смотришь это дерьмо? – Ярослав прошел к телевизору, щелкнул выключателем. Возбужденное лицо репортера сжалось в точку, исчезая.
– В этом доме жил один из Визитеров. Старичок-профессор, – Слава не сделал попытки подняться из кресла.
Ярослав помедлил, прежде чем спросить:
– Минус один?
– Нет. Я не чувствую, что он ушел. Видимо, старику повезло.
– А кто… и как?
– Как это сделано? Очень просто. Открытые газовые краны и костерок в углу. Объемный взрыв, малоприятная штука. А вот кто…
Слава развел руками.
– Не знаю, Ярик. Я не ожидал таких быстрых действий. Знаешь, включил бы ты телевизор…
Все же он сказал это слишком поздно, чтобы они успели увидеть женщину на окровавленной кухне. Зато они узнали прогноз по различным районам Москвы, кое-что о погоде в Санкт-Петербурге, и совсем чуть-чуть о температурах в провинции.
– Вот билеты, – Ярослав кинул розовые бумажки на стол. – Поезд через три часа. Давай поедим.
Слава кивнул.
– Что с тобой?
– Семеро.
Ярослав не сразу понял:
– Ты о погибших?
– Да. Обычно Визитеры не действуют так грязно.
– Обычно? – Ярослав шагнул к нему. – Что ты об этом знаешь? Где и когда они действовали?
Слава покачал головой.
– Это просто фраза. Успокойся. Я не знаю истины… ведь и ты никогда не стремился ее узнать.
…За три тысячи километров от них Аркадий Львович молча смотрел в экран старого черно-белого телевизора. Новости уже кончились, шел рекламный блок.
Его двойник разжигал печку. Маленький дачный домик был выстужен насквозь, и вряд ли эта жалкая пародия на «буржуйку» могла его согреть.
– Ребенок – это, наверное, Леночка, – сказал Аркадий Львович. – Дочка Зинаиды Романовны.
– Да, наверное, – двойник с кряхтением сел на корточки. Попытался переломить трухлявую доску, не смог, покачал головой и принялся всовывать ее в печку.
– Кто это сделал? – прошептал Аркадий Львович. – А?
– Тот, с кем я пытался разговаривать по телефону, – старик прижал к лицу грязные ладони. – Но кто он…
– Может быть, наемник?
Худые плечи дрогнули.
– Не знаю. Понимаешь… он словно был одним из нас. Но я не знаю о нем.
– Такое бывало прежде? – в Аркадии Львовиче проснулся какой-то сухой, академический интерес. Это позволяло забыть о доме, превратившемся в бетонное крошево, о тех, с кем он привык здороваться на лестнице.
– Н-не совсем. Был случай, когда одного Посланника долго не могли вычислить. Он как бы… самоорганизовался. Появился без должных оснований. Но он никогда не действовал такими методами.
– Ты что-то темнишь.
– Почему же? Просто ты не должен в него верить – ни как атеист, ни как еврей.
– О, господи…
– Поздновато вспомнил.
– И кто же победил… тогда?
