Другими словами, он опасен не сам собой, а теми, кто стоит за ним.
Но кто стоит?..
Я зажег новую сигарету.
Что-то само собой просилось в разум. Что-то пробивалось оттуда-из внутренних темных глубин интуиции.
А ну-ка, отдадимся свободному полету фантазии. Но мне нужен был повод, площадка, откуда сделать первый шаг и пустить мысль в путь.
Я встал, вынул из ящика стола лист бумаги и перо. Потом стал кружить по комнате, ожидая.
Помогите же мне, друзья! Придите на помощь, могучие художники прошлого...
Я поднял над головой руки и потряс ими в воздухе. Пусть пересекают меня линии силового поля мысли, прошлый опыт творцов. Идите же сюда, Дюрер, Гольбейн, Каналетто! Сюда, товарищи! Настала та минута. Как будто рвеньем крыл зашелестело в воздухе, и раздался внутренний голос:
"Я
"С помощью трех нитей ты можешь перенести на картину или нарисовать на доске каждую вещь, до которой ты можешь ими достать. Для этого сделай так.
Если ты находишься в зале, то вбей в стену большую специально сделанную для этого иглу с широким ушком и считай, что в этой точке находится глаз. Затем поставь стол или доску..."
Дюрер, конечно. Впрочем, я читал, возможно, когда-то его трактат "Руководство к измерению".
Близко, но это было не то.
Еще раз.
"Рисуя большой предмет на улице, установи его габаритные размеры и прямоугольник нижнего основания обертывающей призмы впиши в ту окружность, диаметр которой условно равен длине изображаемого предмета..."
Кто-то из итальянцев XVI века. Ими изобретен способ "обертывающих поверхностей".
Это как раз мне и было нужно. Спасибо.
Лихорадочно я отбросил перо, схватил карандаш, вычертил на бумаге призму. И в ней почти сам собой нарисовался автомобиль. Какой? Тот самый "кадиллак".
Еще несколько штрихов - и нарисовался дом. Знакомый дом, мимо которого я не раз проходил, бродя по городу.
Ага, вот куда ведет дорога! Впрочем, в такой проницательности и не было ничего удивительного. Крейцер намекал мне на это: "Иностранная разведка". И Бледный говорил о "влиятельной группе в одной стране".
Я набросал окна здания, палисадничек перед ним, огражденный решеткой. Затем принялся тушевать рисунок, добиваясь объемности изображения.
Час я трудился. Сделал тени, сгустил их, нарисовал прохожего в плаще и блеск солнечного блика в окне первого этажа.
К двенадцати все было готово.
Я прислонил лист к стене и сосредоточился, глядя на него.
Вот она - моя стартовая площадка.
Внимание...
Тихо...
Но ничего не выходило. Мне нужно было привести себя в состояние нервного экстаза.
Я сходил на кухню, сделал себе еще чашку кофе, отпил, прошелся несколько раз по комнате и опять сел напротив своего рисунка.
Ну!..
И оно свершилось.
Улица материализовалась и ожила. Шагнул прохожий, заискрился солнечный блик в темном стекле.
И я вошел в улицу.
Так оно и было - около двенадцати часов воскресного дня. Светило солнце, пятнами белел, просыхая после недавнего дождика, асфальт.
Я стоял на улице нашего города, на Бремерштрассе. Возле американского консульства. Прохожий прошел мимо, не видя меня, поскольку все-таки это был не я, а моя мысль.
И Бледному следовало быть где-то здесь, потому что не зря же именно сюда меня привела интуиция. К американскому консульству. Тут он и вызревал"золотой век". ("Принуждение на строго добровольных началах"). Сюда тянулись нити от сумасшедших стариков-миллиардеров, купающихся в долларах.
С парадной стороны, с фасада, здание выглядело по-воскресному пустым и покойным. Но когда я вошел через маленькую арку во внутренний двор, мне показалось, что я попал в штаб воинской части. Да еще в разгаре военных действий. Там и здесь, переговариваясь, группами стояли люди в военном и штатском, быстро шел мужчина с жестоким решительным лицом, спрашивая майора Александера, двое в форме бундесвера вылезали из только что затормозившего "оппель-адмирала".
Ничего себе! И это всего лишь консульство в нашем небольшом городе.
Однако Бледного я пока не видел...
Второй внутренний двор поменьше. Тут было тихо. Куча глянцевито-бурого шлака, отливающего нефтяными разводами, возвышалась у окна в подвал. Пахло бензином и свежими досками. Из неплотно привернутого пожарного крана у стены на асфальт капала вода.
Двери большого гаража были приоткрыты. Я заглянул туда.
Так и есть. Бледный!
Он стоял возле наполовину распакованного дощатого ящика и сматывал длинный провод. Лицо его было по-обычному настороженно и тревожно.
Позади меня послышались шаги. Бледный испуганно поднял голову.
Я посторонился.
Тот самый мужчина с жестоким лицом, который искал майора Александера, шагнул в гараж.
- Ну, Цейтблом?..
Это было обращено к Бледному.
Тот засуетился. Опустил смотанный провод на пол, затем поднял его. Во взгляде у него появилось что-то убегающе-льстивое.
- Все в порядке. Сегодня я буду там и вечером доложу.
- Вечером?
- Непременно вечером. Я знаю, шеф ждет.
Мужчина с лицом гангстера миг смотрел на него, потом, не тратясь ни на жест, ни на слово, ушел. Бледный повернулся в угол гаража. Тут я увидел, что он не один в помещении. На верстаке сидел негр в комбинезоне. Долговязый - весь сплошные руки и ноги.
- Приготовь машину. Я поеду через час. Один.
Долговязый равнодушно сплюнул. Потом ответил что-то по-английски. Но на том гнусавом и растянутом диалекте южных штатов Америки, который я почти не понимаю.
Бледный вдруг взорвался.
- Я сказал приготовить машину, будь оно все проклято! Меня нужно слушать, понимаешь ты!
Долговязый спутал все свои руки и ноги, затем лениво распутал их и встал.
Бледный напряженно следил за ним...
Впрочем, я уже знал, что мне было нужно. Потихоньку отступил назад, миновал большой двор, вышел на Бремерштрассе, напрягся и...
Толчок. Бьющееся сердце...
И я снова в своей комнате. Перед рисунком, с которого началось путешествие.
Интуиция сработала. И было даже неизвестно, чудо это, ясновидение или просто подкорковые процессы представили в виде образа ту информацию, которой я владел и так.
Ну что ж, надо действовать.
Я встал, надел плащ, спустился на улицу и взял такси.
Так странно было ехать мимо здания консульства, где я только что побывал мысленно. Снаружи оно опять выглядело тихим, а внутри... Впрочем, и удивляться-то было нечему. Неподалеку от города полным ходом в три смены работают оружейные заводы "Экс", на полигоне испытываются ракеты, с места на место переходят воинские части, и все это предполагает, естественно, оживленную деятельность. Еще не совсем состарились невесты немецких юношей, убитых в России, Италии и Норвегии, а чуть ли не вся Западная Германия снова представляет собой военный лагерь.
