Пауза.
— Я надеюсь, вы об этом уже подумали? — уточнение вызвало ещё одну паузу, куда более тягостную, чем прежняя. — Или действительно полагаете, что я позволю вам и дальше таскать несовершеннолетнюю школьницу под дубьё с паровоз размером, пока её в кляксу не размажут?
— Но, она… — попытки учителя возражать чашу моего терпения переполнили окончательно.
— Пятнадцатилетняя соплюха, которая не может спать одна, плачет в подушку и зовёт маму! — не повышать голос стоило немалых трудов, но даже так и учитель и военные нервно вздрогнули. — А ты полагаешь нормальным, что она затыкает собой неумение местной армии воевать! Если ты забыл, один из нашего экипажа уже допрыгался — но его хотя бы на поезд сейчас посадили и того и гляди эвакуируют! А её, думаешь, я тебе позволю тут оставлять? Что, своих детей вывез, и хоть трава не расти, да? Чужих не жалко?
Один из военных нерешительно засопел. Бешеный взгляд заставил его заткнуться. Местный бардак чем дальше, тем сильнее вызывал желание бороться путём расстрелов без суда и следствия.
Учитель дрожащими руками полез куда-то в планшетку.
— Хорошо, — сказал он. — Будет вам эвакуация. Но вы, Женя, сейчас напишете мне расписку! Что с этого момента отвечаете за Ксению, раз вам так неймётся!
— Хоть две! — нашёл чем пугать, называется!
Против ожидания, первым из планшета учителя появилась вовсе не бумага.
— А это ещё откуда? — вполне узнаваемый пластиковый корпус с чуть скруглёнными углами никаких сомнений вызывать не мог в принципе. Учитель бесстыже сбондил единственный здесь и сейчас айфончик!
— Это вам, — учитель дрожащими руками сунул его мне в руки вместе с зарядником и спутанными наушниками. — Как вчера и договаривались, подзарядил от бортовой сети.
— Да? — индикатор заряда безмолвно свидетельствовал о правоте учителя. — Не помню. Вообще не помню вчера ничего. Спасибо!
Уж не знаю, по наитию это учитель сделал, или специально, только боевой запал тут же угас. Слишком уж подводило, что мне так и не довелось, несмотря на все усилия ненаглядной семейки, усвоить способность незамедлительно забывать любое добро.
Следом появилась уже бумага. Арон Моисеевич одолжил перо у одного из военных и торопливо покрывал белый лист ровным каллиграфическим почерком. С его нескладной фигурой идеально ровный чертёжный курсив не вязался абсолютно.
— Вот, — учитель шлёпнул бумагу перед одним из военных. Тот черкнул по диагонали корявое "не возражаю", размашисто подписался и передал её уже мне.
— Печать какую-нибудь воткните, — результат их совместного творчества, если честно, выглядел довольно жалко. — Чем страшнее, тем лучше.
— Женя, — попытался возмутиться учитель.
— Ничего, — остановил его военный. — Ничего. Пусть.
Уж не знаю, насколько тут имело смысл гадать по физиономии, но выглядел он в лучшем случае коллегой нашего воена-инженера по завхозовской части. А по возрасту, так запросто мог иметь внуков того же возраста, что и Ксения.
К делу постановки печатей он подошёл на совесть. Номер части, серпасто-молоткастая звезда… по итогам его возни бумага действительно превратилась в бумагу — не то ханский ярлык на княжение, не то расстрельный приказ за подписью Ким Чен Ына.
— Вот, — сказал военный. — Через полчаса из госпиталя уходит вторая очередь эвакуации. Сядете в сопровождение эшелона. В тесноте, но доедете.
— Спасибо, — бумагу пришлось держать за уголок двумя пальцами, чтобы не потекли чернила. — Пойду, Ксению подниму. Вы, ну… удачной работы, в общем.
— Спасибо, — без тени иронии ответил военный. — Мы постараемся.
Глава пятая
…в которой Женя Че приходит в ярость
— People are strange, when you are stranger, faces look ugly, when you alone… — случайная песня в листе на удивление хорошо подходила месту и времени. Уж чего-чего, а одиночества тут и в самой шумной толпе хватало.
Айфончик оказался на удивление действенным напоминанием обо всём, что осталось неизвестно где — семье, друзьях, блогах, видеороликах… полный информационный вакуум душевному здоровью отнюдь не способствовал.
В голову поневоле начинала приходить всякая ерунда — вроде мыслей о дневнике. Правда, минута возни с записной книжкой наглядно доказала, что это неблагодарное занятие растянется до второго пришествия без малейших к тому усилий.
Вдобавок, меня отвлекала Ксения. Озвученный ей в ультимативной форме приказ на эвакуацию понимания у малявки вполне предсказуемо не встретил. Правда, выбора у неё тоже особого не имелось. Единственный потенциальный сторонник её суицидального порыва отнюдь не горел желанием изменять принятое решение. Только не после устроенного ему скандала. Тем более что своих детей и жену он действительно вывозил дальше — в Москву, к родителям.
Ксении оставалось только дуться и сопеть.
За окном тяжеловесно ворочался боевой колосс. Борьба с управлением "Чапаевым" у местных асов пилона шла с явным преимуществом исполинской машины над жалкими людишками. Отдаваться абы кому наша самоходная баня отнюдь не собиралась. Шипение пара, скрежет металла и гулкое эхо каждого неловкого движения сливались в сплошной неразборчивый шум. У меня кое-как получалось воспринимать его философски, у Ксении же нестерпимо зудела шишка взаимопомощи.
— Же-ень, — в сотый раз начала она, — ну, почему…
— Потому что они возятся уже десять минут, и до сих пор не смогли даже шага сделать, — за неловкими движениями колосса не хотелось даже следить. — Чёрта с два я тебя отпущу туда, где тебе на голову могут уронить эту самоходную баню!
— А тебе чего? — надулась малявка. — Не твоя голова!
— Если верить этому документу, — бумага с печатями, наконец-то, высохла, — в некоторой степени моя. До Москвы я тебе папа, мама и товарищ Сталин в одном лице.
Ксения быстро стрельнула глазами. На меня, на бумагу, на коридор… знакомый взгляд, ой знакомый!
— Не советую, — в тесном коридорчике хватило не более чем вытянуть ногу к стене, чтобы перегородить малявке единственный путь к отступлению. — Видишь ли, даже если мы оставим в покое факт моего временного над тобой опекунства — я просто быстрее. Догоню и дам по шее.
— Да ну! — фыркнула Ксения.
— Ну, да, — столь же короткий ответ её озадачил. Малявка наверняка ждала, что ей начнут что-то объяснять или как-то убеждать.
Вот ещё!
Тем временем, "Чапаев" осилил первый шаг. Уж не знаю, как это выглядело, но звучало просто ужасно. За недолгое время управления махиной звуки нормального передвижения засели в подкорке без малейших к тому усилий, но сейчас ими даже не пахло.
