красной шляпе со страусиным пером и со слезами на глазах, тихо повторил, - это же моя Саския!
- Да, Мастер, - раздался голос Мессира, - это Саския. Я хотел, чтобы вы здесь встретились, поэтому вернул ее из "Царства покоя". Но, общаться вы сможете только издалека, а если коснетесь ее, оба моментально возвратитесь туда, откуда прибыли, и вы, Маэстро, навсегда потеряете возможность увидеть триумф вашего творчества, то, о чем мечтали всю вашу жизнь. Решайте, у вас мало времени.
- Смотрите, Мессир, - прошептал Азазелло, - он подходит к ней все ближе и ближе. Они встретились глазами, и она ему улыбнулась. Что он делает? - воскликнул он, - все, они исчезли!
- Да, - покачал головой Мессир, - они вернулись в "Мир покоя", они вернулись домой, - и улыбнувшись добавил, - это был ваш выбор, Мастер, это опять был ваш выбор!
Мессир повернулся к картине и внимательно посмотрел на нее.
- Все, Азазелло, - задумчиво сказал он, - мы уходим. Я получил ответ на свой вопрос и понял, что даже самые выдающиеся Мастера, в жизни остаются простыми людьми!
И кивнув в сторону картины, он улыбнулся:
"Черт побери, как она все-таки прекрасна"!
- Хромой... кривой... горбатый... - Мальчишки, лет девяти-десяти, кружили "хоровод" вокруг сгорбленного старика, медленно бредущего по дороге, - хромой... кривой... горбатый, - кривлялись они, показывая ему языки.
Опираясь на две палки, с трудом передвигая ноги, старик молча продолжал свой путь, не обращая на них внимания.
- Вот я вас! - вышедший из церкви монах замахнулся на ребят палкой, - а ну, пошли отсюда, безбожники. Заходите, синьор художник, - помогая старику подняться по каменным ступенькам, - проходите, месса скоро начнется.
- Я рад приветствовать столь знаменитого художника в моем скромном доме, - банкир кивнул головой и указал на кресло, - присаживайтесь, прошу вас. Бокал вина?
- О, синьор Дзанобе дель Лама, не скромничайте, - отпив из бокала, улыбнулся Сандро, - ваш дом один из самых богатых во Флоренции и скромным его назвать трудно.
- Ах, синьор Боттичелли, - банкир поднял бокал, - что такое стены, по сравнению с вашими картинами? Дом со временем разрушится, а искусство вечно, поэтому я и пригласил вас. Итак, к делу. Как известно, все мы смертны, - вздохнул он, - а я уже в том возрасте, когда пора подумать о вечности и поэтому я обращаюсь именно к вам. Я, как член гильдии искусств и ремесел Флоренции, знаком с вашими работами и нахожу их великолепными. Работа, которую я хочу вам предложить, очень ответственна и важна, как для меня, так и для всего города.
- Чем могу помочь вам? - приподнял брови художник, - я не совсем вас понимаю.
- Видите ли, - продолжил банкир, - в базилике церкви Санта-Мария-Новелла, у моей семьи есть погребальная часовня и я хотел бы украсить ее картиной. Для меня очень важно, чтобы именно вы взялись выполнить этот заказ и, если мы договоримся, работа будет хорошо оплачена. Я надеюсь, на ваше согласие.
- Очень приятно, что вы обратились именно ко мне, - сказал художник, - и я, с радостью, возьмусь за эту работу. Какой сюжет вы выбрали?
- Поклонение Волхвов, - ответил банкир, - сцена из Священного Писания. Но, эта картина должна иметь особый смысл. Она должна прославлять семью Медичи, ярым поклонником которой я являюсь, под покровительством которых, во Флоренции расцвели наука и искусство. Вы, Маэстро, талантливый художник и знаете, как это сделать, я полностью доверяю вашему вкусу. Но, у меня есть условие. Хотелось бы войти в историю, поэтому я прошу изобразить на картине мою скромную персону и сына, а моделью для Девы Марии взять Федерику, мою племянницу. Своих дочерей у меня нет, так что пусть хотя бы она, была лицом Девы Марии.
- Да, Джулиано, - кивнул головой Сандро, - мне предстоит решить тяжелую задачу. Заказчик картины, Дзанобе дель Лама, сказал, что я могу писать картину по моему вкусу, которому он полностью доверяет, но, вместе с тем, поставил ряд условий. Он потребовал включить в алтарную композицию себя и сына, лик Мадонны писать со своей племянницы и обязательное участие членов Братства Волхвов, которое вы, семья Медичи, учредили во Флоренции. Причем, для колорита, некоторые из них, должны быть в костюмированных одеяниях, и чтобы эта мистерия нашла отражение в картине.
- И еще, синьор Ботиччелли, - поднял палец банкир, - вы должны изобразить на картине портреты деятелей Платоновской академии, друзей и соратников семьи Медичи, главное, чтобы персонажей было много. Вы знаете, что церковь Санта-Мария-Новелла, где находится моя базилика, наиболее почитаемая во Флоренции, и многочисленные зрители картины должны понять простую мысль: "Выдающиеся граждане города безоговорочно поддерживают Медичи, и этим изображением я хочу подчеркнуть мою лояльность по отношению к семье".
- А уж портреты семейства Медичи и ваших родственников, - усмехнулся Боттичелли, - он хочет особо выделить, так как "хочет выразить свое милостивое уважение влиятельным фигурам". Заказ на картину я взял, - вздохнул он, - так что готовься позировать.
- Вот старый лис, - улыбнулся Джулиано Медичи, - одним выстрелом убивает сразу двух зайцев - выражает свое "милостивое уважение" семье Медичи и хочет, за счет твоей славы художника, войти в историю. Понимаю, - усмехнулся он, - тебе с такими условиями будет не просто, так что всегда рад помочь тебе, друг мой!
Работа над картиной шла почти весь 1475 год. Боттичелли решил показать евангельское событие как некое таинство. Среди руин античного Рима восседает Мадонна, правда, с лицом Федерики, племянницы банкира. Сандро был крайне недоволен моделью, считая, что ее лик совершенно не подходящим для Марии, но контракт был подписан и изменить он ничего не мог. Перед Младенцем Христом опустился на колени Козимо Старший Медичи, а на переднем крае картины его сыновья- Пьеро и Джованни. С их ликами возникли трудности, так как все трое уже умерли и писать их пришлось по их изображениям на картинах других художников и по воспоминаниям родных.
- Сандро, друг мой, - простонал Джулиано, - моя Симонетта смертельно больна. Мы с братом Лоренцо послали к ней Маэстро Стефано, лучшего врача Флоренции ("Я послал вам лучшего из лучших", написал Лоренцо семье Веспуччи в сопроводительном письме), но лекарь сказал, что ничего уже сделать нельзя.
26 апреля 1476
