Второй невесело усмехнулся.
– Отродье мертво. А кто невеста, я не понял. Только – аристократка. Вроде бы…
Кто бы смог спать после этого!
Пока Госпожа Лью переживала Время Боли, Ра простил Старшего Брата.
Ра понял его лучше всех, лучше Второго и лучше родителей. Ра тоже казалось, что в этой загорелой плотной юной женщине с короткими волосами цвета ореха и открытым благородным лицом есть явственное сходство с погибшим Ди. С тех пор, как он увидел истинный трофей Старшего, в крови, грязи, поту – и с глазами, светящимися, как роса под луной, Ра был слегка одержим трагической любовью.
Он служил бы Госпоже Лью, как паж, если бы Старший не охранял её от всего мира. Нехорошо, стыдно, грешно смотреть на метаморфозу чужой возлюбленной – но Ра улучал момент, приносил воды, приносил молока, приносил зажжённую свечу, перехватив по дороге Юношу К-Ви – и жадно смотрел на на её осунувшееся и восхитительное лицо, на припухшие губы и грудь, приподнимающую плед.
Ра был влюблён той самой чистой любовью, какой влюбляются подростки, ещё не думающие ни о чем, кроме безумного счастья как следует посмотреть и, в виде апофеоза, услышать два благодарных слова. Так влюбляются не в человека, а в саму любовь, воплощённую в метаморфозе – в сотворение совершенной красоты из драмы, риска и страсти. Его раздражал его собственный слишком юный возраст – Время Любви уже пришло, а что-то интересное ещё не думает начинаться.
Госпожа Лью была – воплощение тайны. Даже её паж, страшный мужик родом откуда-то с диких гор, с необыкновенно добрыми и спокойными глазками на безобразном лице – и тот был изрядно таинственной личностью. За своей Госпожой он ухаживал, как нянька; Ра хотелось думать, что дикарь её и воспитывал – это казалось страшно романтичным, и Ра был жестоко разочарован, узнав, что тот жил в имении А-Нор лишь с весны.
Впрочем, не это главное. Сама Госпожа Лью, её сильная и внезапная драматическая любовь к Старшему, её поединок в день знакомства, её безрассудная отвага и благородное доверие, её красота, отеческая нежность, которую питал к ней слуга-горец, обожание Старшего Брата – все это звучало, как строфы баллады.
Сама свадьба, сыгранная спустя месяц, когда листопад уже обнажил ветви деревьев, показалась Ра значительно менее захватывающим действом, чем чистая истина поединка. Госпожа Лью в длинном шёлковом белом платье без корсажа, в красном платке, подчёркивающем дивные очертания бедер, смущённо улыбающаяся и болезненно прекрасная, очевидно, была тем зрелищем, на которое всем приятно посмотреть – гостей прибыло в избытке. Конечно, когда Госпожа Лью первый раз наполнила Чашу Любви, ближайший родственник толкнул её под локоть – чтобы вода выплеснулась ей на грудь и абсолютное совершенство женщины стало очевидно всем, сквозь мокрый шёлк, как сквозь матовое стекло. Разумеется, Старший вспыхнул до корней волос, торопливо помогая своей Даме укрыться церемониальной белой накидкой с алыми цветами – но его глаза горели. Храмовая церемония не могла не впечатлить, но, слушая, как толпа родственников, друзей Семьи и вассалов шепотком обсуждает метаморфозу невесты, благородство союза и всё то, что обсуждается на любой свадьбе, Ра ощутил что-то вроде ревности.
Младшие Братья на свадьбе Старшего – неприкаяннейшие существа.
Каждый пожилой родственник, увидев Ра в праздничном костюме, явно считал своим долгом назвать его «Улыбкой Небес», сравнить с собой в молодости и посулить знакомство с блестящим столичным аристократом, намекнув на прекрасное будущее. Каждая дама чувствовала необходимость воскликнуть: «А, так ты уже Юноша!», – и сообщить, что видит в этих глазах отвагу победителя. За праздничное утро всё это так надоело Ра, что даже целование клинка и свадебные клятвы уже не показались ему по-настоящему романтичными.
Оставить всю эту компанию: тетушек, дядюшек, неожиданных дедушек по какой-то хитрой родственной линии, вдовствующих бабушек, важных господ из уездного города, ещё более важных господ, свалившихся, как снег с безоблачного неба, из Столицы, льстивых вассалов, отвратительных двоюродных и троюродных братцев, которые, все, как один, предлагали «помахать палками» и пялились, словно на двухголового теленка – так вот, бросить, наконец, весь этот светский сброд и удрать было исключительным удовольствием.
Свита, как назло, угощалась пионовыми пирожными с медом. Ра не стал звать своих сопровождающих, в досаде направившись к беседке для уединенных мыслей, в сад, уже по-зимнему обнажённо-прозрачный – и здорово удивился, обнаружив там другого Юношу, элегантно одетого аристократа, сидящего в одиночестве с карманным томиком «Увядшей ветви в прозрачном сосуде».
– О! – Ра остановился, ухватившись за ветку плюща, свисавшую с крыши беседки. – Тебе не нравится свадьба или тебе не нравится толпа?
Юноша поднял взгляд от книги на его лицо – и Ра узнал читателя: Ар-Нель из Семьи Ча. Субтильное, востренькое и лукавое существо, о котором Старшие были отнюдь не лучшего мнения – Второй как-то сказал, что у Ар-Неля глаза прирождённого предателя.
– Привет, Младший Л-Та, – сказал Ар-Нель с задумчивой улыбкой. – Отчего же вы не с братьями, благорожденный Господин? Вам не нравится свадьба или вам не нравится толпа?
– Я не люблю толпу, – сказал Ра. Ему вдруг стало неуютно.
– Напрасно, юный Господин, – сказал Ар-Нель. – В толпе может оказаться кто-нибудь, кто держит в платке за поясом семена вашего прекрасного будущего. Новости, видите ли. Сплетни. А может быть, даже планы – как знать.
– Отчего же вы не слушаете всё это? – насмешливо спросил Ра, невольно подражая его исключительно светскому тону.
Ар-Нель вдруг улыбнулся широко и неожиданно искренне, без претензий на церемонность:
– О, Младший Л-Та, там, среди гостей, оказался один юный зануда, который, увидев меня, хватается за эфес или за мои рукава! Небо – свидетель, если я встречусь с ним сегодня ещё раз, то не смогу быть достаточно любезным. Мне хочется не драться, а выплеснуть ему в физиономию чашку вина, чтобы охладить его пыл.
А он не такой уж и гадкий, подумал Ра, улыбнувшись в ответ. Просто – чуточку не нашего круга. Из баронов Всегда-Господина – и теперь без места, с тех пор, как Старший убил этого Ляна…
– Вас огорчила смерть сюзерена? – спросил Ра. – Вы считаете Старшего врагом?
– Ах, нет! – воскликнул Ар-Нель поспешно. – Мои дела оказались плохи при дворе Эу-Рэ. Мои родители желали бы присутствовать при поединке между мною и старшим сыном Господина Смотрителя, но ни мне, ни ему, ни даже его отцу это не казалось лестным. Я обрадовался, узнав о договоре Эу-Рэ с вашей почтенной семьёй. Вас это не оскорбляет?
