Вполне понятно, что Римма сразу же обратила на себя внимание. Летчики-испытатели, авиатехники и даже аспиранты частенько забегали в аккумуляторную. У каждого из них оказывался подходящий предлог, но Римма лишь скептически улыбалась. Человек, которым она может серьезно заинтересоваться, не придет в аккумуляторную. Делать ему здесь нечего.
Во время перерыва забегал Петро. Но уж больно он беспокойный, ревнивый. Нет, с ним Римма никогда бы не связала свою жизнь.
Она охотно бывала в лабораториях, куда на электрокаре привозила маленькие аккумуляторы для всевозможных приборов, но обязательно брала с собой какого-нибудь свободного от дежурства паренька, чтобы он помогал ей. Зачем утруждать себя, когда за одну только улыбку парень в лепешку расшибется и будет таскать аккумулятора на все этажи, чего бы это ему ни стоило?
Римма сожалела, что Поярков не работает в лаборатории, куда бы она запросто могла заходить якобы для проверки аккумуляторов, а на самом деле, чтобы лишний раз показаться знаменитому конструктору. Он попросту не разглядел ее как следует. Должен ведь мужчина разбираться в красоте!
Это была ее единственная ценность, и она делала все возможное, чтобы показывать себя в полном блеске и неотразимости. Родители из кожи лезли вон, чтобы заработать Риммочке на лишнее платье. Но этого Римме не хватало, приходилось и самой изворачиваться, продавать надоевшие тряпки, иногда взять с подруги двойную цену за какой-нибудь отрез, купленный в магазине: "Что ты, что ты, милая, ведь такого же не найдешь! Мне досталось случайно". Все свои желания и стремления, все чистое и светлое, что было у нее на сердце, расплескала она по капелькам, по пустякам. И хоть терпеть не могла вина, осуждала отца-курильщика, говорила, что все это наркомания, надо бы запретить такое безобразие, - у нее самой дрожали руки, будто у пьяницы, когда она видела в витрине комиссионки модный отрез, босоножки, цветные тряпки. Она выклянчивала у матери деньги, и тогда вся семья могла сидеть чуть ли не на одной картошке, только бы угодить единственной дочери.
Прошло каких-нибудь три месяца, и Римма уже стала своим человеком в НИИАП. Толь Толич считал себя вроде как бы виноватым перед ней. Бедная девочка, должна сидеть где-то в аккумуляторной.
Он вызвал к себе однажды Нюру, которую невзлюбил, возможно лишь потому, что она работала у Курбатова, а тот не очень-то учтиво обошелся с Толь Толичем... Вызвал и с усмешечкой посоветовал:
- Растить надо молодые кадры, Анна Васильевна. Почему вы не приучаете ученицу - лаборантку Чупикову к самостоятельной работе? Закиснет она в аккумуляторной. Смелее, смелее выдвигайте молодежь! Вам еще рано бояться конкуренции.
С тех пор Римма занималась чем угодно, вернее, тем, что ей больше нравилось. Например, ходить с озабоченным видом по всему институту, что-то искать, проверять и таким образом коротать время до звонка.
Вот и сейчас, ей очень повезло с находкой ботинка, иначе бы она не осмелилась войти в зал, где хозяйничает суровый Борис, - за глаза Римма и молодых и старых называла только по имени. Сегодня никто с ней не любезничал, хотя и времени было много свободного. Ведь аппараты включаются по часам, а в перерывах дежурные свободны.
Но сейчас все "переживают". Удивительный народ! Римма хотела было уйти: скукота. И в эту минуту снова запрыгали перья самописцев, зажглись контрольные лампочки. Все ожило точно от глубокого сна. Борис Захарович бросил на рычаг телефонную трубку. Нюра порывисто обняла свою помощницу. Значит, дело не в аккумуляторах. Возможно, что-то заело в автоматике. Это иногда бывает даже на АТС, на что уж там техника освоенная.
Зря Нюра сомневалась в автоматике. Перед отлетом ее дотошно исследовал сам Борис Захарович. Сейчас у него все больше и больше крепла уверенность, что причину надо искать в аккумуляторах. Трудно сейчас догадаться, где она скрывается, посмотреть придется после того, как "Унион" опустится на ракетодроме Ионосферного института. Была одна мыслишка, но бредовая. Допустим, Багрецов и Бабкин все же проникли в "Унион", но можно ли поверить, что они занимаются там устранением технических неполадок? Явная несуразица...
Большинство операторов и других специалистов из тех, кто дежурил у приемников и приборов, давно работали с Борисом Захаровичем и сюда приехали по его вызову. Разве могли они сдержать радостные улыбки, - ведь испытания продолжаются, и надо надеяться, что беда пронеслась стороной, что явление это абсолютно случайное и больше уже не повторится.
Пользуясь случаем, что попала в зал, где можно встретить Серафима Михайловича, Римма ждала его, делая вид, будто крайне заинтересована, нормально ли работают аккумуляторы в переносных контрольных приборах.
Наконец-то она дождалась. В дверях появился Поярков. Никого не замечая, он прошел мимо улыбающейся Риммы и, вытащив изо рта папиросу, обратился к Дерябину:
- Вы знаете, что мне заявил уважаемый Толь Толич? Говорит, что фокус с ребятами это я придумал. Вроде как бы оправдаться, что диск перетяжелен. Но все-таки он сменил гнев на милость и даже приветствует испытания по седьмому пункту программы. Итак, по нашим расчетам, "Унион" сейчас должен быть где-нибудь над мысом Форос.
Дерябин отогнал от себя папиросный дым и молча подвел Пояркова к затененному от света экрану. На нем четко вырисовывались очертания крымского берега. Пенная кромка прибоя, остроконечные скалы, дорога, поднимающаяся в горы.
- Разве вы не знаете, что десять минут тому назад на экране ничего не было? - спросил Дерябин.
- Я разговаривал с Москвой. Кстати, мне сказали, что Багрецов взял дополнительный трехдневный отпуск за счет переработки. Наверное, хочет в Киеве погулять. Ну, а здесь как дела?
- Вероятно, отказали аккумуляторы. Боюсь, как бы это не повторилось.
Поярков напряженно потер висок и укоризненно посмотрел на Дерябина:
- Ну что ж, Борис Захарович, вопросов больше нет.
Неверными шагами он прошел вдоль столов, где чуть слышно гудели аппараты, шелестели магнитофонные и бумажные ленты, и, возвратившись назад, остановился за спиной Нюры.
- Там наверху ярцевские аккумуляторы?
Нюра испуганно обернулась и, встретившись с его глазами, опустила голову. За всем этим с явным любопытством смотрела Римма. И если ее никогда не интересовали особенности тех или иных аккумуляторов, то в данном случае полезно кое-что разузнать. Она подошла ближе.
- Вы меня, конечно, извините, - с нарочитым смущением заговорила Римма, теребя кружевной платочек. - Но, Серафим Михайлович, мне дуже треба спытать у Анны Васильевны, це яки ярцевские? Жовтии, смугастии? Желтые, полосатые? - и, заметив, что та кивнула головой, повернулась к Пояркову. - Прямо замучилась с ними. То заряжай, то разряжай. А все попусту. И вообще я даже удивилась, когда мне Анна Васильевна сказала, что будем устанавливать эти полосатые.
