Сигурд-Омега указал страшной клешней куда-то в сторону и в даль. Там, на льду, лежала огромная замерзшая капля.
Но не успел я моргнуть, как мы оказались внутри нее — этой капли — и взмыли в небеса.
Подо мной, в двух верстах, никак не меньше, раскинулась ровная ледяная пустыня… Я стоял на совершенно прозрачной мембране, чувствуя сильное головокружение.
Посреди пустыни, на просторе полярных льдов, вздымался сказочный город, хрустально сверкавший на солнце башнями и сферами титанических объемов, — и часть города была как бы срезана по неестественной границе дня и ночи, рассекавший мир арктического света извилистым потоком. Вплотную к арктическим протокам и небоскрёбам, местами как бы растворяя их формы и объемы, стояли леса, окутанные ночной тьмой. Граница ночи поднималась незримой мембраной-занавесью до самого свода небес… Плоть сумрака за ней казалась бархатом театрального занавеса без складок, а на небесах, в пронзительно-синем сиянии дня темнела огромная, растянувшаяся за горизонт ночная клякса-полынья, усеянная звездами.
И я увидел внизу, на самой границе застывшего ночного потока, искорку того самого, «нашего», гуннского костра.
— Рим Четвертый, — раздался надо мной глас атланта. — Был самым большим и красивым городом на Харите. Осталось меньше трети. И пуст, покинут. Только Свободный способен пройти через границу, сохранив свое бытие… Потеря — лишь одежда. Мы, рожденные в Сфере, при столкновении с границей, исчезаем. Без возврата в Исток. Да, безвозвратно…
Ворох, лавина новых загадок!
Мы теперь летели в небесах, стремительно удаляясь от гибнущего города атлантов, рожденных в некой для меня немыслимой и не вообразимой Сфере, удаляясь и от маленького гуннского огонька, последнего маяка, что еще намекал на мои координаты в чужой Вселенной.
«Гунны взошли на небеса… в сферы богов».
Появилась тень догадки.
— Они взошли, — подтвердил атлант, услышав мою невысказанную мысль-догадку. — То, что видишь ты, Свободный, происходит теперь на всех завоеванных планетах высшего, Белого Круга. Они сжигают наш континуум, наше пространство и наше время. «Пёс Гарм сорвется с цепи», — вот слова Предания. Они сбылись.
«Почему же оттуда, из гуннской ночи, я не видел полярного дня этой планеты, а отсюда земную древнюю ночь вижу? Она как будто за стеклом», — думал-спрашивал я.
Но атлант по имени Сигурд-Омега не отвечал.
Я думал, и жгучие мысли отгоняли страх высоты. Либо здесь совсем далекое прошлое, какая-нибудь эпоха Атлантиды теософов и оккультистов, либо совсем далекое будущее… Но вероятнее всего, это некий призрак простанства-времени, раз наше натуральное время, эта кислота темных варварских веков, так легко сжигает все титанические усилия, все завоеванные пространства атлантов.
Сигурд-Омега не откликался на мои размышления. Возможно, радиоволны моего мозга проходили вовне некую божественную цензуру. «Еще один признак Свободного», — предположил я.
Итак, в реальном, пятом веке м о е й эры мне можно было идти, плыть и скакать на все четыре стороны, не замечая ни ледяных просторов, ни улиц далеких и чужих миров. В глубинах космических сфер и сил началось непостижимое и ужасное явление: время из года нашествия на Европу гуннов стало изливаться магмой в некую иную эру, в иной эон и распространяться там смертельным потоками инородного пространства. Гунны, сами того не подозревая, сделались плотью и кровью этого извержения времени. Один всадник на лохматом, низкорослом жеребчике мог, не ощутив и не заметив вокруг ничего нового, необыкновенного, проторить сквозь иную, высочайшую цивилизацию страшную просеку…
«Вот таким образом, — сделал я вывод, — поток гуннов разливался сразу в двух временах, губительный для обоих».
Кто-то совершил это неслыханное колдовство. Нет такого героя, нет такого мага в древних мифах… И выходило, что я и был послан найти его. Какая простая загадка! Какая простая задача!
— Да! — эхом донеслось до меня. — В этом твоя миссия, Свободный. Потребовалась энергия семи Сверхновых звезд, чтобы открыть для тебя поток времени. Откровение Последнего Дня гласит: Свободный найдет и встретит Мага на путях низших уровней Войны. В Зеленом Круге, на Планете Истока. Я избран твоим проводником, Свободный. Таков выбор Одина.
Все сходилось. Один, война, страшный пес, рвущийся в Валхаллу.
Я невольно любовался ледяными радугами чужой страны, а из-за горизонта, навстречу нам, поднимался циклопический кристалл — великая хрустальная пирамида, увенчанная фиолетовым сапфиром триллионов карат. Египетский Хеопс казался в сравнении с этой пирамидой детской настольной безделушкой.
Я не успел спросить даже мысленно, как Сигурд-Омега ответил:
— Вход в Исток.
Наша «капля» стремительно неслась прямо на «сапфир». Фиолетовая глубина раскрывалась перед нами.
— Закрой глаза, Свободный, — услышал я глас, словно доносившийся из глубин моего собственного мозга. — Так легче перенести вход.
Я повиновался. Был резкий порыв холодного ветра в лицо. Заложило уши.
Планета ИстокаЧетыре тонких стеариновых колонны поддерживали легкий свод «Беседки ветров».
Новый величественный пейзаж открывался с пологой и чистой горы, на вершине которой мы очутились под этим легким сводом.
Бескрайний ало-золотой океан осенних лесов, сиреневая тонкая дымка на окоеме тверди, а над горой по-земному синий купол небосвода и солнце… настоящее земное солнце, а не слепящий магниевый сгусток. Чудесно пахло прелой листвой и подогретым октябрьским простором.
— Где мы? — обрадовался я.
— На Планете Истока… — был ответ.
Вдруг я заметил рядом, над собой, руку с тонкими музыкальными пальцами — великанскую, но нежную дворянскую руку. Куда же девалась страшная клешня?! Она пугающе чернела на полу беседки и не шевелилась…
Открытой рукой Сигурд-Омега освободил лицо — и его шлем съежился вдруг, показавшись мне легкой маскарадной тряпочкой.
Глаза!.. Но веки еще были опущены несколько мгновений. Я затаил дыхание. Веки поднялись.
Обычные, серые, настоящие человеческие глаза увидели меня, слава Богу! О, как мне сразу стало тепло и уютно, я вспомнил Чагина… Тот же лик с резкими, мужественными и печальными чертами уставшего воина. Это мог быть и спартанец, и викинг, и русский дружинник… если не считать отсутствия боевых усов и густой бороды…
— Свободному тяжело оставаться в Круге? — со странным, скупым сочувствием спросил Сигурд-Омега, его тонкие, сухие губы чуть шевелились, но не так, как если бы он действительно произносил слова на русском языке. — Здесь как в клетке?
