Это что касается первого события. Зато второе было далеко не столь приятное. Только я взялся было за дверную ручку, чтобы выбраться наконец на волю, как слышу — кто-то мне дышит в затылок. Я замер, боясь пошевельнуться. Меж лопаток уперлось что-то твердое и нехорошее.
— Не двигаться! — рявкнул над ухом чей-то голос. — Руки за спину! Живо!
Я подчинился. А что мне еще оставалось делать, когда тебе в спину стволом тычут? На руках тут же защелкнулись браслеты.
— Вперед! — скомандовал неизвестный.
Я боднул плечом дверь и выбрался из подъезда.
— Шагай!
И я зашагал. Туда, где сгрудилась вся эта ментовская шатия-братия вперемешку с задержанными горе-налетчиками.
— Товарищ капитан, — доложил мой конвоир какому-то типу в штатском.
— Вот, задержал подозрительную личность. Уже больше часа в подъезде ошивается, за объектом наблюдение ведет. Похоже, что один из них.
— Да вы спятили! — взорвался я. — Не имею я к ним никакого отношения! Я тут совершенно не при делах!
— А в подъезде что делал? — сурово спросил капитан.
— Я что, не имею права в подъезде находиться? — запальчиво ответил я.
Капитан скользнул по мне невидящим взглядом.
— В машину его! — распорядился он. — Там разберемся.
Тем временем банду Гундоса под прицелом полудюжины автоматов заталкивали в зарешеченный воронок. Последним шел Прыщ. Когда, подталкиваемый автоматчиком, он уже наполовину влез в кузов, ему взбрело в голову обернуться — и наши взгляды пересеклись. Поначалу физиономия Прыща выражала одно только удивление, но уже в следующий момент она исказилась от ярости и ненависти. Похоже, он все понял.
— Это он, он нас навел! — завопил Прыщ злорадно. — Он все спланировал!
— Так, разберемся, — кивнул капитан.
— Не поеду! — заартачился я. — Это поклеп! Меня подставили, я тут совершенно не причем! Ничего общего с этими ублюдками я не имею и иметь не желаю! Не поеду, и все тут!
Однако слушать меня было некому — каждый был занят своим делом. Пинками и затрещинами конвоир погнал меня к ментовозке, в которую только что погрузили банду Гундоса. Я, разумеется, взъерепенился. Ехать в одном кузове с этими уродами, да еще с браслетами на руках — этого мне только не хватало! Я упирался, как мог, но пользы это, ясное дело, не принесло.
Внезапно перед нами возник мент в погонах старшины. Лет ему было никак не меньше пятидесяти; пожалуй, он был несколько староват для рядового работника наших доблестных органов, леший их забодай.
— Погоди, парень, — остановил он моего конвоира, — машина уже битком. Надо сажать в другую.
— В чем дело, Жиряхин? — окликнул его издали капитан. — Почему препятствуете задержанию?
— Товарищ капитан, в машине больше нет места, — отрапортовал старшина, вытянувшись во фрунт. — Я могу отвезти его на своей, — и он кивнул в сторону стоявшего на отшибе воронка с решетками на окнах.
Капитан с пару секунд раздумывал, потом кивнул.
— Давай, Жиряхин. Следом за нами поедешь.
— Есть! — отчеканил старшина; обернувшись ко мне, рявкнул грозно: — В машину! Быстро! И чтоб без разговоров!
Ладно, думаю, хрен с тобой, сяду. Все-таки лучше, чем бок о бок с теми бритоголовыми живорезами по колдобинам трястись. Чего доброго, пришьют еще по дороге, это у них запросто. Как не верти, а прав капитан: там, на месте, разберемся. В конце концов, я в этом деле ни ухом ни рылом. Мое дело сторона, пущай разбираются. Хотя, надо признаться, влип я основательно. По самые уши в дерьме увяз. Это уж точно.
Я подчинился и занял место в пустом кузове воронка. Дверь за мной тут же захлопнулась — я оказался в полнейшей темноте. Взревел мотор, ментовозка дернулась и покатила меня навстречу моей растреклятой судьбе.
Воронок остановился. Я прислушался: все было тихо. Это меня насторожило. Куда, спрашивается, этот дьявол меня завез? Потом хлопнула дверца кабины, и по снежному насту зашлепали неторопливые шаги старшины. Через несколько секунд дверь моей темницы распахнулась.
— Выходите! — скомандовал Жиряхин.
Я кое-как выбрался из машины — и остолбенел. Вокруг был лес. Самый обыкновенный лес, с деревьями, оврагами, пустыми бутылками, ржавыми консервными банками и чьими-то рваными сапогами.
— Что это за шутки, старшина! — возмутился я. — Куда вы меня привезли, черт возьми?
— Отставить разговоры, задержанный! — строго потребовал тот.
Я прикусил язык. Ну что я мог ему ответить, имея на запястьях стальные браслеты?
А старшина Жиряхин тем временем совершал действия совершенно для меня необъяснимые. Вынув из кабины внушительных размеров тюк, он раскатал его на снегу. Тюком оказался большой брезентовый чехол. Старшина поднатужился и ловко накинул его на ментовозку. Затем, обойдя ее со всех сторон, методично расправил складки. Отойдя на несколько шагов назад, он оценивающим взглядом окинул плоды своих трудов — и, по-видимому, остался доволен.
То, что произошло следом, походило на бред обколовшегося наркомана. Совершенно не обращая на мою персону внимания, Жиряхин ухватился руками за какие-то тесемки, уперся сапогом в передний бампер, скрытый под брезентовым чехлом, и стал тянуть веревку на себя. И вот тут-то случилось нечто странное. Контуры машины под брезентом начали вдруг сжиматься, съеживаться, уменьшаться в размерах — и вот уже передо мной маячила не зачехленная ментовозка, а обыкновенный, средних размеров мешок.
Ошалев от увиденного, я разинул рот и вылупил зенки. Что за чертовщина! Если всему предыдущему я еще как-то смог найти объяснение, то теперь понял: крыша у меня, точно, дала течь. Да еще какую! Тут, пожалуй, никакая Кащенка уже не поможет.
Упаковав машину в мешок, Жиряхин принялся за меня. Первым делом он молча расстегнул мои браслеты. Я машинально стал тереть затекшие запястья, не спуская в то же время глаз со странного старшины. Не хватало еще, чтобы он и меня в мешок упрятал! С этого типа станется, это я уже понял.
— Вы свободны, Василий Петрович, — сказал он и внезапно улыбнулся. — Да не напрягайтесь вы так, сударь, расслабьтесь. Самое страшное уже позади.
За сегодняшний день со мной произошло столько всего разного, что я уже устал удивляться, однако… откуда, леший его забодай, он узнал мое имя?!
И тут… О, черт! Да ведь это же Санта-Клаус собственной персоной! Тот самый, из Занзибара! Ну точно, он, он и есть! А я, е-мое, его и не признал поначалу-то! Да и мудрено его было признать в этом ментовском камуфляже, без бороды, без усов, без обязательного дедморозовского тулупа. Ну и дела, скажу я вам, творятся на белом свете!
— Вижу, сударь, вы меня признали. — Он хитро прищурился. — Надо заметить, немало вы мне доставили хлопот.
