А может, прав профессор, подумал вдруг Лисицын, и судьба Советского Союза была предопределена пятнадцать миллиардов лет назад? Еще чего, оборвал он сам себя. С такими мыслями, товарищ полковник, ты дойдешь до того, что поверишь, будто бы в Собакевичах действительно взорвался листок бумаги.
Полковник достал из кармана сотовый телефон и нажал кнопку.
В этот момент лампа на столе мигнула, погасла на полсекунды и снова вспыхнула. На кухне с рыком остановился компрессор холодильника, а компьютер начал перезагрузку. В темноте за окном сверкнула молния, сразу вслед за ней раздался оглушительный удар грома. Природа напоминала, что пора позаботиться о безопасности.
Лисицын отключил телефон и сунул его обратно в карман. Барабаня пальцами по столу, он дождался, пока компьютер проверит диски и загрузится, затем выключил его, как положено. Потом вышел во двор и загнал машину под навес, сооруженный для таких случаев. Проверил, закрыты ли двери сарая и бани, обошел кругом дом, убедился, что все в порядке, и поднялся на крыльцо, на ходу вытаскивая из кармана телефон.
В тот момент, когда он взялся за ручку двери, в доме погас свет. Чертыхаясь, полковник снова убрал в карман телефон, прошел в темноте на кухню, взял из шкафа фонарик и пошел смотреть предохранители на щитке. Все оказалось в порядке. Лисицын потыкал кнопки автоматов, но свет так и не загорелся, и только тогда он догадался выглянуть наружу.
Света не было во всем поселке.
Аварии в поселковой электросети были нередким явлением, и устранялись они не спеша, поэтому Лисицын нашел свечку, зажег ее и вернулся к телефону. Он нажал кнопку и поднес аппарат к уху.
В трубке слышались негромкие шорохи от грозовых разрядов, но сигнала станции не было. Видимо, авария оказалась серьезнее, чем поначалу предполагал полковник.
Он поднялся на второй этаж и выглянул в окно, из которого были видны огни Новокаменска. Сейчас и там ничего не горело. Похоже, авария накрыла достаточно большую территорию, если одновременно погас свет в Новокаменске и прекратила работу станция мобильной связи в Каменске-Уральском.
Лисицын поймал себя на непонятном беспокойстве. Все равно он не стал бы сейчас давать по телефону никаких указаний, а только собирался назначить встречу с человеком, который после организовал бы бесследное исчезновение профессора и пилота. В любом случае эта встреча произошла бы не раньше, чем завтра, а сегодня стоило лечь спать, чтобы завтра встать пораньше, раз уж света нет.
Лисицын заставил себя вытащить и разложить на диване постель. Перед тем, как лечь, он снова включил мобильник, и снова с таким же результатом.
Полковник умел заставить себя заснуть и проснуться в любое время, по ситуации, но сейчас этого не получилось. Ворочаясь на диване под грохот грозы и стук дождя по крыше, он пытался вспомнить, в какие сроки фирма гарантирует восстановление связи в случае ее нарушения по техническим причинам, и не мог. Договор оставался в городе, и в памяти всплывали самые фантастические сроки, от получаса до двух суток (последнее – явная несуразица).
Наконец, не выдержав, полковник снова достал телефон, снова убедился, что станция не работает, скомандовал самому себе "Спать!" и отключил аппарат. В последний момент ему показалось, что пошел гудок, и он страшным усилием воли заставил себя не нажимать кнопку снова. Он положил телефон на стол, отошел к дивану и взялся за край одеяла. И в этот момент раздался сигнал вызова.
Потом, восстанавливая эти события в памяти, полковник так и не вспомнит, как он оказался у телефона. Он стоял у дивана, держась за край одеяла, а в следующий момент уже был у стола, как будто мгновенно перенесся; и кнопка на аппарате нажата.
– Лисицын! – сказал полковник чуть резче, чем требовалось. И услышал в трубке истошный вопль:
– Товарищ полковник, они взлетели! Они удрали!
И сразу понял, кто "они".
Это помещение называли "вышкой" по старой памяти. Слово осталось с тех пор, когда еще были не самолеты, а аэропланы, радиосвязь была только на тяжелых машинах, и то не на всех, и для руководства полетами у края поля действительно сооружали деревянную вышку, на которой при необходимости можно было вывесить сигнальные флаги. Иногда на ней же болталась "колбаса", показывающая направление ветра (чаще – на отдельном шесте), а наверху из досок сколачивалась будка для руководителя полетов. Отсюда второе название – "голубятня"; к 2001 году, впрочем, оно окончательно вышло из употребления. Слово "вышка" употреблялось по-прежнему, потому что оно короче, чем "диспетчерская".
В Новокаменске "вышка" представляла собой просторную, с окнами на три стороны надстройку над верхним этажом здания, в котором размещались службы аэродрома. Внутри было все необходимое оборудование: аппаратура связи, экраны радиолокаторов, компьютеры, телефоны. И еще кое-что, связанное со спецификой находящегося в Новокаменске объекта.
В диспетчерской их было трое: капитан Морозов, прапорщик Ляхович и ефрейтор Хабибуллин.
Капитан Морозов нес службу. Несмотря на свои тридцать два года, солидное звание (не младший лейтенант все-таки!) и более чем десятилетний опыт службы в рядах, он до сих пор свято верил, что враг не дремлет, что своей службой он, капитан Морозов, обеспечивает обороноспособность страны, и если на своем участке он допустит какую-нибудь, пусть самую малую, оплошность, это приведет к тяжелым для нее последствиям. Он вглядывался в экраны радаров, на которых ничего не было (кто же будет подниматься в воздух перед грозой?), и компьютеров, на которых мерцал курсор в пустой командной строке; вслушивался в звуки, доносившиеся из динамика радиостанции (шорохи грозовых разрядов да какая-то музыка, от которой капитан не смог отстроиться); и время от времени с неодобрением смотрел на подчиненных.
Прапорщик Ляхович занимался народным промыслом. Или техническим творчеством – это как посмотреть. Техническое творчество – тоже своего рода народный промысел. Фанерный корпус для часов он выпилил и склеил еще дома, и сейчас оставались сущие мелочи. Во-первых, надо было вставить и закрепить в круглом отверстии в фанере тяжелые часы со светящимися стрелками и циферблатом, вывернутые из приборной доски доисторического бомбардировщика, невесть как залетевшего в Новокаменск. Во-вторых, в маленьком окошке над циферблатом надо было закрепить кукушку, сделанную дочкой из лоскутков и перышек. Куковать она, конечно, не будет, да у самолетных часов и нет механизма для кукования; однако все вместе выглядело забавно и дома на комоде неплохо смотрелось. Для того, чтобы вставить в гнездо самолетные часы, надо было чуть-чуть подрезать фанеру – лучше всего лобзиком, и если бы не капитан, Ляхович и взял бы с собой на дежурство лобзик. А так он обходился ножиком.
