— Кто-нибудь еще видел это? — спросил Петр Коштун.
Самсон отрицательно покачал головой.
— Нет. Только оперативники и я.
— Ваш начальник?
— Нет. Адам Декер распорядился ограничить доступ к… эээ… находке.
Коштун надел перчатки и осторожно вытащил барсука из ящика.
— Замерз. И давно. Ну, малыш, давай-ка отогреемся. Завтра у нас большой день.
Он переложил барсука в клетку и поставил ее возле батареи отопления.
Самсон плохо спал в ту ночь. Его мучили кошмары: говорящие животные, птицы с человеческими лицами, люди с песьими головами. Когда утром он пришел на работу, возле двери его встретили милиционеры.
— Самсон Караско?
— Да.
— Вы должны пройти с нами.
Караско снова заскрипел креслом. Ной, который слушал затаив дыхание, вздрогнул.
— Клетка, куда твой отец положил химеру, оказалась пустой. Когда он пришел утром в Лабораторию, то обнаружил в закрытой клетке только лужицу талого снега. Это существо просто исчезло, растворилось в воздухе.
— Его кто-то украл?
— Нет. Вряд ли. Всех, кто имел отношение к находке, допросили, отследили наши перемещения, восстановили каждую минуту той ночи, но ничего не нашли. А потом та же история повторилась и с другими химерами. С этого происшествия и началась наша с Петром дружба. Мы встречались в библиотеке, там есть отдельные комнаты для особых посетителей. Твой отец ждал меня там. Его очень интересовал Поиск…
Весь следующий день вездеход боролся со снежными заносами. Колотун посадил Ноя рядом, постепенно приобщая его к таинству управления сложной машиной. Часы летели незаметно, а вечером Караско снова заперся с ним в кабине.
— В тот год Поиск нашел еще четыре химеры. И все они были разными. В основном мелкие животные. Помню, была собака, такая обыкновенная собака, но с лисьей мордой. Жуткое зрелище. Все находки шли через меня к Петру и исчезали так же, как и первая. Он просто с ума сходил!
Самсон смотрел на пустой контейнер, в который Петр аккуратно опускал очередную находку. Коштун выглядел усталым и осунувшимся. Эта загадочная история с исчезновениями совершенно его измотала. Он запер контейнер и сел на стул.
— Петр, погоди, а что, если не убирать их?
— То есть?
— Оставить на столе. Мы сядем и будем смотреть на нее. Всю ночь.
Коштун поскреб заросший щетиной подбородок.
— Почему нет? Посиди здесь, я позвоню жене!
— И что? — спросил Ной. — Получилось?
— Получилось. Тварь осталась на столе, и на утро Петр сделал вскрытие. Подробностей я не знаю — мне пришлось уйти, но с тех пор с химерами поступали именно так. Был период, когда твой отец сидел в Лаборатории безвылазно, иногда его сменял я. А потом необходимость в этом отпала, химеры больше не исчезали. Оперативникам дали задание прочесать местность, где находили образцы, это не так далеко отсюда, километров сорок на юг. Они обшарили все, но не нашли ни самих химер, ни их источника. Зато нашли тараканов. Небольшую группу. Была стычка, и живым взяли только одного. Его тоже передали Петру.
— Мама не говорила, что он занимался тараканами.
— Она не знала. И никто не знал. О тараканах заговорили лишь несколько лет спустя, после гибели группы Ушки. Но об этом в другой раз. Сейчас я хочу закончить рассказ о твоем отце. В последний раз мы с ним встретились за неделю до его исчезновения. Там же, в библиотеке.
Петр нервничал. Он тер лоб и глаза, будто никак не мог сосредоточиться. Самсон терпеливо ждал, когда он успокоится и заговорит.
— Помнишь ту собаку? — спросил он, наконец.
— С лисьей головой?
— Да. С лисьей. Я вчера хотел с ней поработать. Вытаскиваю ее из контейнера, смотрю — а голова-то у нее другая! Собачья голова!
Самсон оторопел. Ему вдруг стало неуютно в маленькой полутемной комнатке рядом с человеком, который определенно сходил с ума.
— Но это не все. У нее глаза другие.
— Что значит другие?
— Человеческие.
— Ты уверен?
— Да. У собак световой поток распределен по сетчатке равномерно, а у человека он фокусируется в одной точке — желтом пятне. Это были человеческие глаза, Самсон! И они на меня смотрели!
— Боже праведный!
— И это еще не все! Помнишь того дикаря, которого привезли твои ребята? Он вовсе не человек!
— Как не человек?
— Я не знаю. Я не понимаю, что происходит. Я даже не могу измерить его рост! Он меняется. Меняется длина конечностей, окружность груди, даже головы! Знаешь, что я думаю?
Не дожидаясь ответа, он выпалил:
— Изменчивость! Вот ключевой фактор. И у этого, и у химер. Я думаю, что все они имеют один и тот же источник. Пока не понимаю какой, и что они вообще такое. Но я пойму!
Он немного помолчал, и добавил.
— Боюсь, для Города это будет конец. Идеологическая смерть.
— Больше мы с твоим отцом не встречались. Говорили, что он сильно изменился в последние дни. Был не в себе. А потом исчез.
— Его искали?
— Разумеется. И Поиск, и милиция. И Декер. Петр исчез, как исчезали химеры.
Караско замолчал. Через окно на его лицо падал лунный свет, превращая его в злую белую маску.
— До этого дня кроме меня и Адама Декера о химерах больше не знал никто. Теперь знаешь ты. Это знание ставит тебя в особое положение, Ной, поэтому будь очень осторожен. Ни с кем не говори, ничего не предпринимай. Жди.
Они въехали в Голенищево утром. Колотун медленно вел вездеход по узким нехоженым улицам между развалинами старых домов. Караско, держа в руках карту, давал указания. Танк дремал в пассажирском отсеке, под его тихий храп Ушки учил Ноя собирать арбалет. Они миновали очередную развилку и выбрались на площадь маленького городка.
Дома здесь были побольше и выглядели получше. На одном из них, длинной трехэтажке с провалившейся крышей, сохранилась надпись «ГОСТИНИЦА».
— Стоп, — раздался голос Караско. — Вон туда.
Колотун повернул руль и направил вездеход к гостинице. Он уже преодолел половину пути, когда под колесами заскрежетало.
— Стоп, — повторил Караско.
Они выбрались наружу. Утро выдалось ясным; после полумрака машины от густой белизны болели глаза. Было слышно, как где-то среди развалин громко пищат птицы. Предмет, на который наехал вездеход, оказался тонкой металлической трубой, на несколько сантиметров торчавшей из снега. Караско опустился рядом с ней на колени и принялся копать. Остальные молча сгрудились вокруг.
— Что за черт? — сказал Колотун. — Да это же сани!
— А вон упряжь, — добавил Танк.
