— Пронесло, значит, рановато было на тот свет.
Они оба стояли и смотрели на цилиндры.
— А вдруг они опасные, радиоактивные или еще что-то? — произнесла она и, повернув голову, посмотрела на Михаила.
— Вполне возможно, но пока никаких симптомов, что они как-то отрицательно влияют на людей.
— И что теперь с ними делать? — снова спросила она, проведя по одному из них рукой.
— Не знаю, я вообще пока ничего не знаю, что делать и как быть. Тут такое вокруг этого дела завертелось, что я и сам не рад, что все это затеял.
— А что случилось?
— Есть большая доля вероятности, что не мы одни знаем об этом контейнере, а поскольку мы первыми его достали, да еще сумели открыть и достать содержимое, то скорей всего, нас могут искать, чтобы заполучить найденное.
— Искать, кто?
— Не знаю, но то, что нас ищут, это точно.
— Значит ты в опасности?
— Выходит, что да, потому и пришел к тебе, прости, что впутываю во всю эту передрягу, но больше мне идти не к кому, — он нахмурился. Анна поднялась с пола и вдруг обняла его и нежным голосом произнесла:
— Знаешь, я почему-то знала, что ты обязательно ко мне придешь.
— Почему? — с удивлением произнес он.
— Не знаю, просто знала и все…, — она не договорила и отвела взгляд. В этот момент из комнаты раздался голос:
— Аннушка, с кем ты там разговариваешь?
— Мам, это Михаил пришел ко мне.
— Так проводи его на кухню и покорми.
— Хорошо, я как раз это и собиралась сделать, — она, словно извиняясь, посмотрела на Михаила и тихо, чтобы мать не слышала, произнесла:
— Действительно, ты же с дороги, наверно голодный?
— Есть немного.
— Так пойдем, чего мы тут стоим, — она ухватила его рукой, потом обернулась и снова посмотрела на пол, где в свете люстры на потолке, тускло поблескивали два серебристых цилиндра.
Они сидели на кухне. Михаил пил чай и молчал. Анна наблюдала, как он ест, и тоже молчала, только изредка загадочно улыбалась. Чай был горячим и потому Михаил поставил чашку и произнес:
— Знаешь, когда достали из озера контейнер, все думал, а может, зря я все это затеял? Ведь из-за меня Иван погиб, и вообще вся эта чехарда началась и чем все это кончится неизвестно. Может мне пойти и обо всем рассказать? В конце концов, если этим действительно занимаются федералы, то они передадут эти цилиндры ученым и те в нормальных условиях выяснят, что внутри. Как ты думаешь?
— Не знаю. Возможно, ты прав.
— Насчет чего?
— Насчет того, чтобы пойти и обо всем рассказать. А с другой стороны…, — она не успела договорить, как в коридоре, словно что-то щелкнуло, и в этот момент погас свет.
— Кажется, лампочка в коридоре перегорела, — неуверенно произнесла она, вставая со стула.
— Подожди, я сам посмотрю.
Михаил поднялся и почувствовал секундное головокружение, отчего ухватился рукой за спинку стула.
— Что с тобой?
— Нет, все нормально. Наверно устал за эти дни.
— Не мудрено. Столько всего пережить и перенести. Сиди, я сама посмотрю.
— Нет, все нормально, я посмотрю, — и он прошел в коридор. Дверь в комнату была закрыта, и потому было темно и ничего не видно. Он нащупал рукой выключатель на стене и несколько раз нажал его, но свет по-прежнему не загорался.
— Ты права, лампочка перегорела, — крикнул он Анне.
— Подожди, я сейчас новую найду и принесу.
Михаил стоял в темном коридоре в ожидании, когда Анна принесет лампочку. Глаза стали понемногу привыкать к темноте. Когда она вошла, держа в руке лампочку, он взял её и его взгляд невольно упал на сумку с цилиндрами. Лампочка выпала из его рук и упав на пол, разбилась. Онемев от увиденного, он как загипнотизированный смотрел на цилиндры, не в силах что-либо сказать. Анна не понимая, что происходит, инстинктивно схватила его за руку и тихо произнесла:
— Что с тобой?
— Посмотри, — медленно произнес он.
— Я ничего не вижу.
В этот момент дверь в комнату открылась. На пороге стояла мать Анны, Елизавета Львовна. Свет из комнаты осветил коридор, и они увидели, что цилиндры по-прежнему лежат на полу. Только теперь каждый из них был словно разрезан пополам. Михаил осторожно опустился и, взяв трясущимися руками одну из частей, посмотрел на неё. Внутри у неё была полость, которая была совершенно пуста. Он перевел взгляд на Анну и тихо произнес.
— Они пустые!
Он осмотрел оставшиеся три части и даже провел в одной из них рукой, но полость внутри была совершенно сухой.
— Я ничего не понимаю, — произнес он.
Михаил поднялся и почувствовал, как Анна, стоя позади него, обняла и всем телом прижалась к нему. Они стояли и молча смотрели на пол.
— Аннушка, ты где? — раздался голос Елизаветы Львовны. И выставив вперед руку, двинулась по направлению к ним…
Часть 2. Космос далекий и близкий
За полтора месяца по земному летоисчислению до описанных ранее событий.
Планета Норфон. Клинический центр.
— Уверяю тебя, ты напрасно так переживаешь. Все будет чудесно.
— Я все прекрасно понимаю, но никак не могу принять, что совсем скоро увижу тебя совершенно в другом облике.
— Охотно верю. Мне и самой это трудно представить, но такова жизнь. Наши тела, увы, не вечны. Рано или поздно, необходимо менять оболочку, и хотя, процедура, как меня заверил Флуонта, безболезненная и совершенно безопасная, я с ужасом думаю, что испытаю, когда взгляну на себя в зеркало.
— Взглянешь, и увидишь себя снова молодой.
— Вот именно, молодой…
— Мам, ну что ты, в самом деле. Ты лучше скажи, он уже определил дату трансплантации?
— Пока нет, но трансплантат будет готов уже завтра, так что, по всей видимости, я сегодня уже буду знать дату и время.
— Это будет потрясающе. Ты будешь выглядеть моложе меня, а я по-прежнему буду называть тебя мама.
— Дорогая моя, когда-нибудь и тебе предстоит аналогичная процедура, и Ибергу тоже. И вообще, все, рано или поздно пройдут через это. Недаром наука сделала столь колоссальный рывок в своем развитии, что смогла сделать нашу расу практически бессмертной. Правда, надолго ли?
— Ты сомневаешься в целесообразности?
— Да нет. Просто, не знаю, эксперименты продолжаются уже десять лет и пока трудно сказать, а не надоест ли человеку бесконечное существование? Возможно через сотню другую столетий, мы сможем по достоинству оценить данное открытие, а пока мы радуемся как дети и стоим в очереди в надежде, что успеем воспользоваться плодами науки до того, как покинем этот мир.