Я вернулся, включил копировальный аппарат и полез в шкаф за книгами. Обложившись фолиантами, я занялся методичным изучением сорок третьего года в судьбе солдат второй дивизии СС. Чтобы представлять себе, под каким кустом сейчас может лежать Брейгель, я должен свободно ориентироваться в теме.
Я просмотрел карты боёв, штатные расписания и списки потерь, воспоминания солдат и офицеров. С интересных и важных моментов снимал копии – передо мной быстро выросла довольно объёмная стопка бумаги. Одновременно я сверялся с доступными в Интернете источниками и моей электронной базой, отчётливо понимая, что сквозь выпитую текилу делать это всё сложнее и сложнее. Но мне было не впервой.
О Брейгеле не было практически ничего. Только упоминания в общих списках и справочные данные. В списке пропавших за год. Даты нет. Места нет. Над очередной книгой я незаметно заснул и проснулся почти через час из-за того, что сполз со стула.
Я выключил компьютер, кое-как стянул с себя одежду, забрался в постель и отрубился.
Меня разбудил звон будильника.
Сквозь сон я сначала попытался нащупать его рукой, чтобы выключить, потом сообразил, что я не ставил себе будильник, и удивлённо продрал глаза. Надо мной возвышалась Верба, одетая, причёсанная и накрашенная, с моим походным будильником в руке.
– А, ты уже проснулся? – весело сказала она. – Вот и хорошо. Как раз чайник закипает. Тебе чай или кофе?
– Это что за шутки? – зло спросил я.
– Ну, ты спал-спал… откуда я знала, может, ты до вечера дрыхнуть будешь? Как мне тебя будить? Пением? А тут у тебя будильник как раз стоял…
– Ладно, – я прокашлялся, – сейчас встану. Мне чай.
– Отлично. – Она кивнула головой и вышла.
Я напялил джинсы, прошёлся в ванную и залез под душ. Вчерашний алкоголь выветривался с боем, но после контрастного душа и крепкого чая голова прояснилась достаточно, чтобы я мог сесть за руль.
Я попросил ещё одну чашку чаю, Верба налила. На столе стояли невесть откуда появившиеся бублики и печенье. Вместе с женщиной в дом возвращаются какие-то мелкие ништяки, которых в холостяцких квартирах не бывает ни-ког-да.
– Так кто ты, говоришь, астролог?
– Астроном, да, – улыбнулась она, – только не надо опять спрашивать, как меня в журналисты занесло, я тебе вчера целый час рассказывала, а ты не слушал.
– Ты на мой вопрос ответила, что у тебя была бурная молодость. И всё. Я провалами в памяти не страдаю, даже если очень сильно напиваюсь.
– Чёрт, не прокатило… – Она досадливо покачала головой, но тут же оживилась. – Слушай, а я вот хотела у тебя спросить: вас, кампанологов, где учат?
– «Кампанолог» – это просто слово. По образованию я металлург. Технолог литейного производства.
– Ух ты! Настоящий? Я тебе сейчас кое в чём признаюсь. Вот мне всю жизнь было интересно – как люди становятся металлургами? То есть вот как психически здоровый человек, находясь в трезвом уме и ясном рассудке, может взять свой аттестат о полном среднем образовании и отдать его куда-нибудь… на кафедру чёрных металлов?!
– Я-то учился на кафедре цветных металлов. Моя специализация – художественное литьё. Хотя, конечно, чёрные металлы нам тоже преподавали.
– И всё-таки? Что вообще может заставить человека стать ди-пло-ми-ро-ван-ным металлургом? Я не знаю, для меня это звучит как… ну как… «доброволец срочной службы», например. Оксюморон.
– Ты несправедлива. Большинство людей, конечно, приходит в такие специальности от конформизма. Вокруг заводы, все друзья пошли в «металл» учиться, ну и я тоже пойду. Но есть масса людей, которым это действительно нравится.
– Что, металлургия? – поражённо спросила Верба.
– Именно металлургия, представь себе.
– А чем она может нравиться?
– Ну… – Я задумчиво посмотрел на стену, потом в окно. – Мало ли чем. Металлургия – это магия.
– Магия?
– Да, самая настоящая магия.
– И что же в ней магического?
– Вот, например… есть такой металл – медь. Мягкий, легкоплавкий, упругий. Есть другой металл – скажем, олово. Тоже мягкий и упругий. Но если медь смешать с оловом в определённой пропорции – скажем, шестьдесят пять на тридцать пять, то получится совершенно другой металл, твёрдый и хрупкий. Причём, если увеличить в нём долю меди, металл станет мягче, и то же самое произойдёт, если увеличить долю олова.
– Это колокольная бронза?
– Скажешь тоже! Если из такой бронзы отлить колокол, он треснет при первом ударе. Колокольная бронза – восемьдесят на двадцать, хотя лучше даже семьдесят восемь на двадцать, и два процента ещё добавить всяких легирующих штук. Колокол прочней получается, да и звук можно сделать лучше.
– И из-за этого ты пошёл в металлурги? Из-за этой магии?
– Нет. Я всегда мечтал быть историком. Но у меня не было выбора.
– Так-таки и не было?
– Не было. У меня отец – литейщик от бога, и ему всегда казалось, что это у него в крови. А раз это у него в крови – значит, и у меня в крови. Так что после школы мне была одна дорога.
– Зато выбор появился потом, да? – ехидно спросила Верба.
– Когда я был на третьем курсе, к нам прямо на ленту зашли два парня и стали спрашивать, кто им может помочь определить кое-что, связанное… «со старыми металлическими изделиями». Я пожал плечами и сказал, что могу попробовать. И тогда один из них достал из сумки простреленную солдатскую каску. И всё. Я понял, в чём моё призвание.
– Лучше поздно, чем никогда.
– Да уж лучше бы никогда, честно говоря.
– Ты так рассуждаешь, как будто наверняка знаешь, что было бы, если бы эти парни не пришли тогда к вам. Может, ты вышел бы на улицу в этот день и тебя сбила бы машина?
– Такая вероятность в любом случае есть. Меня и сегодня может сбить машина. Я сравниваю то, что случилось, с возможностью того, что это не случилось. И второй вариант мне больше нравится.
– Так я тебе об этом и говорю! Сравнивать надо то, что случилось, с тем, что случилось бы в противном случае. Вот сидишь такой молодой ты на парах в институте. Тоскуешь. Мечтаешь стать историком. Но твой отец считает, что тебе нужно быть литейщиком, и вот ты здесь. Как ты думаешь, если сейчас не зайдут подозрительные парни с каской в сумке – как сложится твоя жизнь? Ты станешь литейщиком, примешь свою судьбу и будешь заниматься своими колоколами, да? И ничего не попытаешься поменять? Никуда не рванёшь, не попробуешь чего-то другого?
Она ждала ответа, и мне ничего не оставалось, как покачать головой:
– Нет, пожалуй. Ты права. Я бы всё равно что-то придумал. Скорее всего, рано или поздно, я нашёл бы копателей. Слишком уж коп похож на то, чем я всё детство мечтал заниматься.
– Вот видишь. И ты не знаешь, где твои дела сложились бы лучше – в этом варианте или в том, которого не произошло. Судьба слишком непредсказуема.
