Так вот, седьмого сентября 1991 года, посреди ночи, у меня зазвонил телефон. Звонила дежурная медсестра. Она сказала, что к ним только что доставлен пациент и что она хочет, чтоб я при– ехал и посмотрел на него. Вечером я еле добрался до дома – из-за ливня весь городской транспорт оказался почти парализован. Дождь всё не стихал, ехать назад очень не хотелось, но медсестра была напугана, и я решил, что чёрт с ним, поеду посмотрю. Помню, такси не хотело приезжать, а когда машина нашлась, у нас ушла вечность, чтоб «доплыть» до клиники… Ну, в конце концов я добрался – мокрый до нитки и злой. Но моя злоба, да и любые другие эмоции улетучились, едва я увидел доставленного пациента.
Это было удивительное зрелище. Сразу же было понятно, что никаких симптомов алкоголизма у пациента нет. Но те симптомы, что у него были, не укладывались в клиническую картину ни одного из известных мне заболеваний. У него было импульсивное кататоническое возбуждение с преобладанием…
– Доктор, а хотите я расскажу вам, чем мартен от домны отличается? – перебил его я. – Это очень просто, домна – печь шахтного типа, а мартен – отражательного…
– Да-да, я понял. Я постараюсь выражаться понятнее. – Доктор помолчал несколько секунд, выдохнул и начал заново: – В медицине есть всего несколько психиатрических симптомов, которые человек не может подделать. В судебной психиатрии по ним сразу определяют истинность заболевания. И один из них – кататония. Это своеобразные расстройства моторики – ступор или агрессивные хаотические движения, – которые, как правило, сопровождаются помрачением сознания. Многие из кататонических элементов здоровый человек неспособен воссоздать. Например, в кататоническом ступоре человек может лежать с головой на подушке, и, если вытащить подушку, голова останется в воздухе – на пять минут, тридцать минут, час, день, столько, сколько длится ступор. Так вот, у этого больного было множество таких симптомов. Всё его тело функционировало в каком-то… не знаю… в каком-то непонятном режиме. И у него были расфокусированы глаза.
– Расфокусированы?
– Да, это ещё один симптом, который взрослый здоровый человек воссоздать не может. У маленьких детей – совсем младенцев – бывают расфокусированы глаза, когда один глаз смотрит в одну сторону, а другой – в другую, как… как у хамелеонов, если вы их когда-нибудь видели. Так вот, у этого больного один глаз смотрел прямо перед собой и практически не двигался, а второй всё время… ходил по кругу… представляете себе?.. Сначала он издавал то мычащие, то рычащие звуки, хотя, как вскоре выяснилось, речь у него была вполне сохранна. Его нашёл наряд милиции – он лежал посреди улицы, одетый в тряпьё. Личность его установить не смогли, его привезли в отделение, но, испугавшись его странного поведения, немедленно отвезли в клинику. В отделении милиции больной произнес: «Свечи янтарный мавзолей», но позднее не мог вспомнить этих слов, и мне так и не удалось понять их значение. Когда я разговорил его в больничной палате, он начал рассказывать о том, что был конвоирован кем-то и что конвоиры его потеряли. При этом почти на все вопросы он отвечал, что у него нет слов, чтобы объяснить, что он имеет в виду. Он постоянно повторял, что его потеряли, что его найдут, что за ним вернутся, – его внимание больше ни на что нельзя было отвлечь.
Большая часть кататонических симптомов пропала или заметно поубавилась уже через несколько дней. Проявлявшаяся в начале метаморфопсия тоже пошла на убыль. Я было начал подозревать, что они были вызваны воздействием внешних агентов – например, что больной пережил сильный удар током. Но мы провели целый ряд обследований, и эта версия не подтвердилась.
Больше двух месяцев ушло на то, чтобы больной окончательно успокоился и начал нормально отвечать на все вопросы. Мышление у него было вполне сохранено, однако отчётливо наблюдался парафренный бред, проявлявший удивительную устойчивость. Несмотря на то что уже длительное время за больным никто не приходил, он продолжал утверждать, что рано или поздно за ним придут.
– Кто придёт? – спросил я.
– Удивительно точный вопрос, молодой человек. Именно его я задавал больному несколько сотен раз, и получал в ответ только аффективную реакцию. Но через год пребывания в клинике больной сообщил, кто его преследователи. Он назвал их корректорами.
– Корректорами?
– Именно так. Корректоры конвоировали его откуда-то куда-то, потеряли его и обязательно вернутся за ним в будущем. Я процитирую вам, если вы не против… – Клочко открыл лежащую на столе папку и стал перелистывать исписанные мелким почерком страницы. – Так… где же это… а, вот! «В» здесь означает «врач», «П» – «пациент».
В.: А откуда и куда вас конвоировали?
П.: Нет слов.
В.: Нет слов в вашем словарном запасе? Вы же сумели в конце концов найти слово, чтобы сказать, кто именно вас конвоировал?
П.: Нет, слов нет. Их нет в вашем языке. Я не сумел найти слова. Я просто выбрал самое близкое из тех, что были.
В.: «Корректор» – это самое близкое слово из тех, что есть в нашем языке?
П.: Да.
В.: Ну тогда, может быть, вы найдёте слова для того, чтобы сказать, откуда и куда вас конвоировали? Подберите самое близкое слово?
П.: (После некоторой паузы.) Из одного мира в другой мир.
В.: Что вы подразумеваете под словом «мир»?
П.: Я ничего не подразумеваю.
В.: Вы же только что сказали «из одного мира в другой мир»?
П.: Я сказал это потому, что вы просили подобрать самое близкое слово из тех, что есть в языке. Я подобрал. Но я ничего не подразумеваю. Потому что это слово не совпадает с тем, что я имею в виду. Это просто самое близкое слово из тех, что есть в вашем языке.
В.: Почему вы всё время говорите «в вашем языке»? Это же и ваш язык тоже?
П.: Нет, это не мой язык.
В.: Но вы на нём разговариваете. И хорошо разговариваете! Вы говорите на этом языке так, как будто это ваш родной язык.
П.: Нет, это не мой родной язык.
В.: А какой язык ваш родной?
П.: Нет слов.
В.: Нет слов, чтобы сказать, какой язык – ваш родной?
П.: (Очень разборчиво, медленно, как будто объясняя что-то человеку с плохим слухом или глупому человеку.) В вашем языке для этого языка нет названия. Я не могу его назвать по этой причине.
В.: Хорошо, вернёмся к вопросу о том, откуда и куда вас конвоировали. Вы говорите «из одного мира в другой мир». Мы с вами сейчас тоже находимся в мире?
П.: (После некоторых раздумий.) Да. Хотя это слово не совпадает с тем, что я хочу сказать. Это просто самое близкое слово в вашем языке.
