— Души… Много душ… Они как вороны…
Я обнял ее, пытаясь согреть. Так мы и уснули в обнимку.
Но приключения на этом не кончились. Посреди ночи я проснулся от каких-то непонятных звуков. Сигмы рядом не было, из-за шкафа, отгораживающего ее половину, выбивался свет. Я тихо поднялся, подошел к шкафу и выглянул из-за него.
Сигма в ночной сорочке, стоя на коленях на голом полу, сосредоточенно занималась следующим делом. Она держала в одной руке банку с тараканами (это была банка демократических тараканов), а в другой — свой тапок. Второй тапок был на ней.
Она вытряхивала из банки тараканов порциями по пять-шесть штук и, пока они разбегались по полу, успевала тапком всех их раздавить. После чего выпускала следующих.
Она была так увлечена своим занятием, что не заметила меня.
С минуту я оторопело наблюдал за нею, чувствуя, что во мне поднимается протест против этого зверского избиения тараканов, трупами которых был буквально усеян пол. Все же это были мои питомцы — славные демократы, построившие маленькое авторитарное общество с моею помощью. Они гибли под тапком молча и бессмысленно. Нынешний их правитель еще держался за стенки банки, но ему оставалось недолго ждать. Сигма трясла банку все ожесточеннее.
— Зачем ты это делаешь? — наконец спросил я.
— Я выпускаю души. Не мешай, — ответила она, даже не повернувшись ко мне.
— Но это же… мои тараканы, — я не нашел сказать ничего лучше.
— Во-первых, тараканы общие, Джин! — Сигма, воспользовавшись тем, что я проснулся и ей уже не нужно давить тараканов тихо, громко прихлопнула тапком очередного таракана, так что мне стало почти физически больно. — А во-вторых, они паразиты и отморозки. И душам нечего в них делать. Они от этого портятся.
— Кто? Тараканы?
— Души! Ты не знаешь, а я знаю.
И она лишила жизни еще одного таракана, уже почти убежавшего под шкаф.
— Ты садистка, — сказал я. — Оставь мне хоть парочку.
— Каких тебе? — деловито спросила Сигма, заглядывая в банку. — Тут еще остались детский писатель, капитан дальнего плавания, зубной врач и несколько продавцов и барменов.
— Оставь детского писателя… Ну и девушку из барменов.
— О’кей! — Сигма вытряхнула лишних, включая вождя, который был капитаном дальнего плавания в прошлом, и они в ужасе побежали к спасительному шкафу, надеясь укрыться под ним.
Но Сигма перебила их тапком быстро и ритмично, будто играла на ксилофоне. Души вылетали из тараканов легко и непринужденно, как бабочки из коконов.
В банке остались лишь два помилованных мною таракана.
— Теперь эти, — сказала она, придвигая к себе банку с коммунистами.
— Ты совершенно зря убиваешь их таким зверским способом, — заметил я. — На кухне осталась бутылка с дихлофосом после тех теток.
— Это мысль, — сказала Сигма и отправилась в кухню прямо в ночной рубашке.
Честно скажу, когда Сигма брызнула в банку с тараканами-коммунистами дихлофос, я почувствовал себя доктором Геббельсом. Вряд ли мой способ был более гуманен, чем убийство тапком, хотя применять термин «гуманизм» к тараканам вроде бы странно. Но нет! В них же хранились человечьи души!
Я успокаивал себя тем, что с душами ничего не случится. Найдут себе новое пристанище, уж во всяком случае лучше тараканьего! Но смотреть на массово погибающих в банке тараканов было больно.
Через минуту все было кончено.
— Блин! — воскликнул я, вспомнив о бывшей душе гаишника, которую мы у него изъяли. — Что мы наделали! Там же был Маяковский!
— Хер с ним, с Маяковским! — кровожадно прорычала Сигма.
И пока тараканы плавали в дихлофосе ножками вверх, их души вырывались на просторы из нашей открытой форточки, точно фанаты «Зенита» после победы любимой команды — размахивая флагами и скандируя речевку «Души прекрасные порывы!»
И этот порыв был прекрасен. Десятки освобожденных узников.
Таким образом облагораживание человечества в промышленных масштабах было прекращено. Но буквально на следующий день меня ждало новое потрясение.
Мачик призвал меня в кабинет, усадил за стол для совещаний и молча раскрыл передо мною «Независимую газету».
Я увидел там на весь разворот интервью с Сигмой, естественно, с ее портретом и огромным заголовком: «Ясновидящая Сигма против Мадемуазель СиСи».
— Читал? — спросил Мачик.
— Первый раз вижу… — пробормотал я.
— Ну, читай, — разрешил он тоном, не предвещавщим ничего хорошего.
Я принялся читать, холодея. Почему она мне не сказала?
Вкратце суть была в следующем. Журналистка Антонина Подзаборная (по-видимому, псевдоним) провела журналистское расследование, нашла людей, с которыми работала Сигма, скопировала наши тогдашние сертификаты и ей каким-то образом удалось встретиться с Сигмой. Собственно, она глухо упоминала об одном «добровольном помощнике, бывшем участнике опытов, впоследствии разочаровавшемся в переселении душ», который и навел ее на Сигму.
Так и было написано. Разочаровался, мол, в переселении душ. А во вращении Земли вокруг Солнца он не разочаровался?
Несомненно, это был Костик.
И дальше следовало само интервью, в котором Сигма камня на камне не оставила от Мадемуазель СиСи и нашего аттракциона, объявив его модным, но полным фуфлом. Особо детально был расписан сеанс с Огневым-Кошицем, который сама Сигма и готовила.
Я дочитал.
— Что скажешь? — мрачно ссорил Мачик.
— Я не знал ничего…
— Ну, я эту б…дь вы…бу! — грозно пообещал Мачик.
— Она девушка, — зачем-то сказал я.
— Значит, так. Ты остаешься работать. Ты мне нужен. Но ты мне уже не друг со всеми вытекающими. Не сумел приструнить бабу!.. А она… Пусть пеняет на себя. Честно скажу, за ее шкуру я не дам сейчас и десяти центов. Иди!
Я пошел к дверям.
— И вот еще что. Скажи ей, пусть завтра принесет сто штук баксов, которые получила за Грибоедова, — сказал Мачик.
— А баксы за что?!
— Она его обманула. И нас обманула!
— Так сделка же состоялась! И Пушкина сберегли! — вскричал я.
Мачик подумал.
— Это правда. Хер с ней. Правда, ей они теперь не понадобятся.
Я позвонил Сигме на мобильный и сказал, чтобы она сидела дома и никуда не высовывалась. Даже не подходила к окну.
Она поняла. Она вообще понятливая.
Когда я возвращался домой, я увидел у нашего дома на противоположной стороне улицы припаркованный джип, в котором сидели известные мне пацаны из охраны Мачика.
Они даже не скрывались и помахали мне для приветствия.
