То, как он говорил, не шло ни в какое сравнение с его предшественниками. Аналогичные аргументы и доводы преподносились им настолько прозрачно и очевидно, что даже самые ярые противники реформы начали ловить себя на мысли о том, что им уже не так сильно хочется опровергать тезисы Косыгина. Уродливая худоба тела Василия Александровича, в первые моменты речи вызывавшая у многих некоторое отвращение, теперь как будто скрывалась за мощью его разума. С каждой фразой уверенность в своей правоте у каждого его потенциального оппонента растворялась в признании неоспоримого превосходства этого человека, решившего бросить отчаянный вызов всему консервативному крылу КПСС.
Обладая одновременно глубиной философских рассуждений и прямотой официально-делового языка, его фразы вместе с этим казались ещё и такими простыми, что никому не приходилось прикладывать ровным счётом никаких усилий, чтобы в мельчайших подробностях понять их весьма сложный смысл. И именно это не позволяло никому оторваться от прослушивания речи даже на один короткий миг. Без тени негатива и агрессии к оппонентам, без какого-либо тяжёлого напора на них, Андреенко в пух и прах разносил все их предыдущие доводы. Одну лишь симпатию вызывал у всех его спокойный и ровный голос. Даже после того, как он начал затрагивать смежные темы и тем самым отходить от основного вопроса, никто даже не подумал прерывать его. Члены ЦК КПСС, постоянно занимавшиеся тщательным взвешиваем всех "за" и "против", задумались так, что не хотели отвлекать себя дебатами с Василием Александровичем.
Сомнения поселились в душах всех участников Пленума, когда он покинул трибуну. То, в чём пять минут назад многие готовы были чуть ли не клясться, теперь заставляло глубоко задуматься относительно своей неоспоримой верности. Сложные мыслительные процессы настолько захватили депутатов, что их аплодисменты Андреенко показались робкими и тихими. После его речи Пленум продолжался недолго. Пыл дебатов остыл, дав волнениям переместиться в головы депутатов. Через полчаса они уже покидали зал собрания.
Направляясь к выходу, Василий, как всегда, шёл со слегка согбенной спиной. Держа в руке портфель с бумагами, он постоянно смотрел в пол и поэтому не заметил, как перед ним появился Косыгин.
— Василий Александрович, — обращение прозвучало так неожиданно, что Андреенко встрепенулся от испуга. — Ой, простите, пожалуйста.
— Н-ничего, — робко ответил Андреенко, поправив покосившиеся очки. — Я слушаю вас, Алексей Николаевич.
— Позвольте пожать вам вашу мужественную руку, — Косыгин протянул Валисию ладонь. После того, как крепкое рукопожатие сотрясло чуть ли не всё его хрупкое тело целиком, тот, чью реформу он так рьяно защищал, заговорил громче. — Я знал, что не зря беру вас в свою администрацию. Ещё одна подобная ваша речь, и у нас появится шанс реанимировать все наши задумки. Я верю в вас, товарищ Андреенко. И, как всегда, я готов помочь вам, чем только пожелаете.
— Не стоило так… — засмущался Василий.
— Стоило. Я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, у вас большое будущее. Ваше выступление смогло сделать то, к чему не приблизился никто другой. А что до идей усиления пропаганды, вы, без сомнения, сможете собрать вокруг себя единомышленников. А теперь прошу простить. Я должен быть на внеплановом совещании в Политбюро.
Проводив Косыгина полным недоумения взглядом, Василий ещё более медленным шагом направился к выходу. Размышления не покидали его и тогда, когда он ехал на своей чёрной "Волге" домой. Слова Косыгина не выходили из его головы. Привыкший к нелинейным размышлениям, мозг отказывался просто так принимать факт похвалы из уст Председателя Совета министров СССР. Не оставляя свои мысли ни на секунду, Василий доехал до своего дома на Щукинской улице, поднялся по лестнице к квартире и, отперев замок, открыл дверь. Увиденное прямо при входе тут же заставило его отпрянуть назад. В прихожей, распластавшись в луже собственной крови, лежал человек в чёрном балахоне. Узрев ужасную картину, Василий хотел уже было звать на помощь. Но страх сковал его язык, и ничего, кроме нелепого дёргания челюстью, он сделать не смог. Внезапно из глубины квартиры до него донеслись странные звуки, похожие то ли на удары, то ли на противный лязг. Василия нельзя было назвать человеком смелым, но любопытство в его сознании всегда побеждало страх в подобных ситуациях. С опаской делая каждый шаг и крепко прижимая к груди портфель, он двинулся вперёд.
С каждым пройденным шагом звук усиливался, и со временем Василий начал понимать, что это не что иное, как ударяющиеся друг о друга металлические пластины. Осторожно выглянув из-за стены, он тут же спрятался обратно. Увиденное ошарашило его ещё больше, чем он мог себе представить. Крепче прижав портфель к груди, Василий высунулся ещё раз и полностью разглядел то, что так его поразило. Посреди большой комнаты на мечах дрались двое мужчин. На одном мешковато сидел чёрный балахон, лицо скрывал капюшон. Второй был одет в синюю, полностью расстёгнутую рубаху и серые брюки. Лицо покрывала густая борода-испанка. Именно он завидел Василия, когда тот выглянул во второй раз.
Лишь краем взгляда зацепив половину головы, высунувшуюся из-за угла, человек с бородой бросился в более яростную атаку. Мечи и тела итак маневрировали в воздухе почти незаметно для глаза, а теперь их и вовсе нельзя было разглядеть. На полу виднелись разбитые чашки, вазы, разрезанная скатерть уже опрокинутого стола, а с усилением атаки беспорядок начал расти в геометрической прогрессии.
Непонятно как, но бородатый человек всё-таки смог оказаться позади своего противника. Стремительный удар сразу двумя клинками заставили противника в балахоне вскрикнуть от боли и ужаса. Ведь последним, что он увидел перед смертью, были лезвия врага, пронзившие его тело насквозь и наполовину вышедшие из груди. Вынув мечи из мёртвого тела, победитель посмотрел на всё ещё робко стоящего на месте свидетеля:
— Ну что ж, сегодня ты остался жив, Василий, и это хорошо, — тяжело дыша, проговорил он. Клинки в руках странного человека внезапно куда-то исчезли. Мгновенность произошедшего заставила Василия изумиться и затрястись от страха ещё больше. А вытекшая прямо на ковёр кровь убитого человека в балахоне повергла его в прострацию. Увидев страх Василия, мужчина в рубахе начал подходить к нему ближе. Но вместе с этим щуплый очкарик начал пятиться назад. — Куда ты? — недоумевал первый, — пойдём со мной. Я тебя не трону. Обещаю.
Но Василий ничего не слушал. Резко развернувшись, он пустился бегом прочь из квартиры. Но не успел он добежать до двери, как почувствовал сильные ладони, резко схватившие его за плечи, и услышал тихий и недовольный голос, который мог принадлежать только тому, кто уже убил двух человек в его квартире:
