-- Змея Медяница! Зачем ты, всем змеям старшая и большая, делаешь такие изъяны, кусаешь добрых людей? Собери ты своих теток и дядьев, сестер и братьев, всех родных и чужих, вынь свое жало из греховного тела у раба Божия... имя? -- отрывисто спросил он Ваню.
-- Чье? -- испугался тот.
-- Уязвленного.
Не сразу сообразил Ванюша:
-- А... Дмитрий Никитич. Только он никакой не раб Божий, а геройский красный командир.
Тихо вздохнул монах, а Белый продолжил бормотание свое:
-- ...Вынь жало из греховного тела у раба Божия Димитрия. А если ты не вынешь своего жала, то нашлю на тебя грозную тучу, каменьем побьет, молнией пожрет тебя. От грозной тучи нигде не укроешься, ни под землею, ни под межою, ни в поле, ни под колодою, ни в траве, ни в сырых борах, ни в темных лесах, ни в оврагах, ни в ямах, ни в дубах, ни в норах. Сниму я с тебя двенадцать шкур, сожгу-спалю тебя, развею по чисту полю. Или возьму я два ножа булатные, отрежу у змеи Медяницы жало, положу в три сундука железные, запру в два замка. Замок земной, ключ небесный. С этого часу-получасу да будет бездыханна всякая гадюка, да превратятся ужаления ее в неужаления! А вы, змеи и змеицы, ужи и ужицы, медяницы и сарачицы, бегите прочь от раба Божия Дмитрия по сей час. Слово мое крепко, не пройдет ни в век, ни во век!..
Встряхнулся Ванюша, увидев, что лицо командира порозовело, открыл он глаза и, поддерживаемый Белым, начал пить из кувшина. Долго пил. А когда кувшин опустел, от укуса и следа не осталось.
-- Эк меня угораздило,-- пробормотал Дмитрий, с опаской оглядывая руку.
-- Нынче же Корнильев день,-- пояснил Белый.-- С этого дня начиная, змеи и все гады другие перебираются с полей в трущобы лесные, где и уходят в землю для весеннего пригреву. Одна, видать, запоздала, да тебя и цапнула. На счастье, быстро подмога приспела...
В это мгновение внизу что-то приглушенно ухнуло. Глаза старого священника зажглись тревогой...
-- ...орясина! -- злобно прошипел Ерема и вытолкнул-таки Митрея на поляну.-- Чей конь, того и расправа! Иль хочешь, чтоб не только скотину твою, но и тебя самого свел со свету оборотень проклятый?
Голос Еремы -- что ветер-ураган, Митрей же -- будто древо, бурей расшатанное. Уже еле стоит оно! Ударь вихорь покрепче -- и заскрежещут ветви о соседние стволы, падет дерево, и уж корни его за земелюшку не цепляются -торчат выворотнем...
И все же не сразу насмелился Митрей в избушку колдуна вбежать. Запалил ветошку припасенную и кинул в оконце. Сперва почудилось, спасло пламя в черном логовище, ан нет -- тут же потянуло дымком, серая струйка замаячила в темноте.
И прошел Митреев страх! Отшвырнул мужик от двери сучок, ее подпирающий, ворвался в избу. Коль нашел огонь добычу здесь, стало, не заговаривал своего жилья колдун, стало, нет в нем притаившейся нечисти!
Занялась на полу, у печи, горка щепы. Вот-вот половица затлеет. И, чтоб уж наверняка, начал Митрей со стен да потолка срывать связки сухих трав да швырять в огонь, слабый еще, приговаривая:
---- Вот тебе за коня моего! Вот тебе!
Дым стелился по полу, обнимал Митрея, туманил взор. Мутные фигуры выламывались из того дыма, вились в странных движениях, тянулись к горлу Митрееву, уже летали искры по избе, лицо жгли, руки...
-- Беги, дуролом! Сам сгоришь! --завизжал за окном Ерема, и Митрей очнулся от морока, ударился в стены, ища выхода, вывалился наконец на крылечко, и оно затрещало под тяжестью крепкого тулова.
А пламя выметнулось из окошек, загудело-загуляло под крышей. Искрометный вихрь взмыл в небеса.
Нестерпимым жаром било в лицо, а спину Митрееву словно бы холодом обвеяло. Закаменел он от страха смутного. Силясь повернуться, увидел помертвелое лицо Еремы...
-- ...Ну, ты мастак врачевать! -- бодро вскочил командир и, подтянувшись на цыпочках, хлопнул Белого по плечу.-- Нам бы в лазарет такого доктора! Пойдешь служить трудовому народу?
-- Я не доктор,-- ответил тот.-- А народу и так служу травами-зельями да словами заговорными.
-- Заговоры? -- свел брови командир.-- Это все предрассудки. Опиум для народа.
Белый пожал плечами и принялся собирать с полу ветошь.
Зашелестели шаги. Черноризец перекрестился, но это был не черт, а всего лишь Еремей, который неведомо куда пропал, а теперь объявился. Увидев его быстрые глаза, комроты сразу вспомнил, зачем здесь.
-- Так что имеются сведения, будто в подвалах вверенного вам монастыря хранится крупный запас оружия и боеприпасов,-- сурово обратился он к монаху.-- Предлагаю это добровольно сдать.
Игумен молчал.
-- Что, ложные сведения? -- занервничал Дмитрий.
-- Вы его вон спросите,-- повел бровью священник в сторону Еремея.-Полагаю, лазутчик ваш времени не терял, пока вас тут выхаживали.
Голавль сделал неловкое движение, и Дмитрий понял, что монах попал в цель. "Вот это наводчик так наводчик! -- восхитился мысленно.-- Заберу его в разведроту!"
-- Оскорблять красного боевого наводчика ты мне не моги! --схватился он за кобуру-- не от сердца, конечно, а больше по привычке.-- Это еще проверить надо, что у тебя за сад такой, что там змеи на революционных командиров из-под кустов кидаются. Есть боеприпас в подвалах -- выдавай ключи. Не дашь -- Богу молись.
Ванюшка испуганно зыркнул на командира. Не то чтобы осуждал его -такое и в голову придти не могло. Но ведь эти люди только что подмогу оказали. Судя по всему, зла в них нету. Попросить бы их по-хорошему!
-- Ключи! -- коротко повторил Дмитрий Никитич. Монах протянул связку.
-- Ключи без надобности,-- наконец-то подал голос Голавль.-- Я засов гранаткой... запал вставил. И -- прошу! Подвал неглубокий, однако доставать из>него боезапас неспособно будет. Окошко наружу имеется, да в него разве крыса проскользнет.
-- Достанем -- махнул рукой, словно шашкой, командир.
-- Лестницы больно крутые.
-- Одолеем!
-- Книжищами первые комнаты завалены.
-- Чем?!
-- Книгами Божественными. Колдовство, магия, фокусы-покусы для одурманивания народных масс и всякая такая хреновина.
-- Выбросим!
Священник вскинул встревоженные глаза:
-- Может быть, вы наконец-то соизволите выслушать и меня?
-- Н-ну?..
-- Боеприпасы -- порох, ядра, ружья и патроны -- хранятся в подвалах с 1812 года. Скорее всего, они уже непригодны, отсырели. Когда в этих краях наступали французы, один из моих предшественников, преподобный отец Алексий...
-- Александр,-- перебил молчавший доселе Белый.
-- Конечно, я оговорился. Отец Александр, тогдашний игумен, человек нраву воинственного, готовил монастырь к обороне, а потому потребовал, чтобы русские полки, отступая, снабдили братию оружием. Однако Господь не допустил ворога в святые пределы: обошли французы монастырь и, по милости Божией, сгинули в болоте, куда их проводник неизвестный завел.
